Литораль (ручная сборка)

Буржская Ксения

На прошлом уроке она орала на одного — Синицына. Спрашивала его: «Ты вообще хочешь чему-нибудь научиться?» А он смотрел ей в лицо бесстрашно и с вызовом и спрашивал: «А вы пробовали меня научить?» Издевательски.

Анна давно не могла ответить на вопрос: хороший ли она учитель. В юности ей казалось, что хороший. Сейчас ей приходит в голову другой ответ: «А разве можно быть хорошим учителем, когда ты и сам провалил экзамен?»

Анна снова вспоминает, что вечером придет свекровь. Отправляет Толе сообщение:

— Вина купил?

— Да, — отвечает он спустя

какое-то время (и Анну это тоже почему-то выбешивает — эти его затянувшиеся паузы, во время которых она успевает решить — одно за другим, что он специально молчит, треплет ей нервы или умер). — Фарш взял, помидоры и вино. Две бутылки, как ты и просила.

Идиот с пряниками.

Уроки, в общем, заканчиваются где-то к двум.

Анна проходит через школьный двор, залитый чернилами ночи, выдерживает улыбку простилищ — так она называет про себя рассыпанных по двору учеников, каждому из которых нужно сказать «до свидания», — скрывается на остановке и там, наконец, закуривает.

Внутри все как будто расширяется с первым же вдохом. Голова начинает кружиться.

Анна курила, как школьница, все время шкерилась: курить ведь на остановке у школы тоже небезопасно — сюда могут явиться дети, а то и Усатая, и тут уж не избежать нравоучений, а это было бы сегодня лишнее, то есть совсем.

На остановку является Еся.

Анна выбрасывает сигарету в урну. Не докурила.

С Есей Анна, конечно, дружит долго, так долго, что некоторые их общие ученики уже сами женились и вырастили детей, но помнит и торт, и ту фразу, брошенную однажды Есей на педсовете. Анна тогда была еще молодой — моложе, во всяком случае, чем сейчас, и воспринимала свою работу как место, где на тебя смотрят — вот ты стоишь, и они смотрят, понимаешь, — и выглядеть ей хотелось хорошо, как любой женщине.

Но вдруг словно гром среди ясного неба: «родители жалуются». Сусанна вызвала ее на педсовет, сказала прямо: «Есть информация, Анна Сергевна, что ученики не могут сосредоточиться. Отвлекаются, вы меня извините, на ваши формы. И я вот смотрю сейчас на вас, — и Усатая просканировала ее сверху вниз, как магнитно-резонансный томограф, — и вижу, что это имеет место быть».

Анна тогда возмутилась и сказала, что одета она просто нормально, как и следует одеваться женщинам в светском государстве, а Еся зачем-то вставила: «Но не женщинам вроде тебя». Анна вспыхнула и жутко обиделась, а Еся потом оправдывалась, что просто сделала ей неудачный комплимент, неуместно пошутила.

И Анна, конечно, тогда ее простила, но помнит крепко — Еся, если что, нож ей в спину воткнет и еще прокрутит. Поэтому курить у школы с ней точно не стоило. А вот на ядовитый ужин можно и позвать. Эту шутку на самом деле придумал Толя — были и у него какие-то глубоко запрятанные задатки юмориста: ядовитым ужином они называли все странные вечера, когда в одном месте собирались спорные персонажи. У каждого были такие знакомые, и все они не гнушались время от времени заходить в гости.

А уж когда за одним столом собирались Антонина

Борисовна, Еся и Алка, это был настоящий серпентарий и Анне нужно было противоядие или чтобы они просто сожрали друг друга.

Но две бутылки, две бутылки, она же просила четыре.

— Заедешь вечером? — спрашивает Анна у Еси, заранее зная ответ.

Еся из тех, кто никогда не откажется поесть на халяву, а еще из тех, кому искренне нравится ее муж, кто был бы не прочь, будь Толя свободен…

— А это удобно? Толик не будет против?

— Толик будет рад тебя видеть. А также мать его.

— О! И Антонина Борисовна?

— Куда ж без нее.

— Что ж, приду, спасу тебя, друг мой, — Еся смеется своим беззлобным хорошеньким смехом, и Анна даже вспоминает, за что ее полюбила. — Что принести?

— Побольше терпения, Еся, — командует Анна и заскакивает в подъезжающий автобус. — И вина бутылку, будь другом!

Еся, махнувшая ей рукой, быстро исчезает, притворившись точкой на карте Земли.

Антонина Борисовна уже ждала ее в дверях собственного дома как в гости.

— А, вот и она, вот и она, — пропела свекровь и загребла Анну, оглушив запахом пота, лука и ядреных цветочных духов. — А что ж, не ждали вы меня? Холодильник пустой…

— Как пустой? — вскинулась Анна, тут же себя приструнив. — Я же Толю просила сходить, говорит, купил…

— Толя купил, но разве ж это еда? — Антонина Борисовна уже хлопотала на кухне: перебрасывала с руки на руку свои жирные непрошеные котлеты, а потом отправляла их на сковородку с салютом масляных брызг. — Ты очень много работаешь, Анечка, дом без тебя остыл.

Анна кивнула, твердо решив пропустить эту реплику и все последующие, а потом достала из-под раковины одну из двух купленных Толей бутылок — разумеется, самого дешевого совиньона — и стала ее открывать, прямо на кухонном столе, поверх салфеточек, разложенных свекровью, чтобы красиво.

Пока Анна, кряхтя, ввинчивала штопор, а потом вытаскивала его, уперевшись ногой в табурет, Антонина Борисовна не сводила с нее удивленных встревоженных глаз:

— Ты что же, вот прямо сейчас выпивать начнешь? Практически в полдень? Не дожидаясь гостей?

Анна наконец расправилась с пробкой, налила вина — четверть стакана всего, быстро-быстро его осушила, практически залпом, и ответила, ставя стакан в мойку перед носом свекрови:

— Нет, не в полдень. Сейчас четыре. И вину надо подышать, не то оно задохнется.

Еся приходит с громким звонком — в двадцать часов ровно.

— Что-то поздно вы ужинаете, уже все остыло, — бросает Антонина Борисовна в спину Анне, когда та идет открывать. — Да и вообще, могли бы сегодня по-семейному.

— Мы давно уже договорились. Толя меня не предупредил, — спокойно отвечает Анна.

Еся кидается Анне на шею, как будто не виделись вечность, хотя они всего несколько часов назад разъехались с одной остановки в разные стороны.

— Ах, Есенька, здравствуйте, здравствуйте, давно вас не видела, чудно, что зашли, — Антонина Борисовна бросается к Есе, как будто только ее и ждала.