Ливонская война 1558-1583

Шапран Александр Андреевич

Агрессия 1240 года пришлась на время правления в Швеции короля Эрика Эриксона, а возглавлялась она зятем короля Биргером. Кроме страстного стремления к единоличному господству на Балтийском море, очередная враждебная акция подстрекалась еще и папскими призывами к крестовому походу против Новгородской земли с целью обращения ее населения в католицизм.

В последних числах июня шведские корабли вошли в Неву и, поднявшись против течения, встали в устье Ижоры. Отсюда Биргер прислал Александру дерзкий вызов: «Если можешь, сопротивляйся, знай, что я уже здесь и пленю твою землю». Целью шведского похода было завоевание не только всего невского побережья, но и южного берега Ладожского озера с захватом города Ладоги, запирающего выход из Волхова в озеро. Таким образом, шведы намеревались одной кампанией забрать в свои руки весь главный путь новгородской торговли с Северо-западной Европой. Их не смущала на этот раз отдаленность театра событий от своих баз и всего прочего, приводившего шведскую сторону к неуспеху в прошлых подобных кампаниях. Противник делал ставку на бессилие Руси после азиатского погрома, смотрел на нее, как на легкую добычу, и просчитался. Надо сказать, Биргер с самого начала показал себя

опытным воином. Он не прельстился открытостью мест, их пустынностью, начиная с невских берегов от устья до истоков и далее до устья Волхова. Ведь, казалось бы, добыча сама шла ему в руки. От самого невского устья, что в восточной части Финского залива и до слабо укрепленного городка Ладоги, что на южном берегу озера с тем же названием, причем городка, защищаемого немногочисленным гарнизоном, у русских в этом краю не было никаких воинских сил. Но шведский предводитель понимал, что дойдя до Ладоги и заняв ее, он окажется у русских в глубоком тылу. Новгородцы, собрав силы, легко перережут путь отступления его кораблям в любом месте невского русла, и тогда он окажется в ловушке. Поэтому он решил сначала разделаться с главными силами новгородцев и только в случае удачи, не имея ниоткуда угрозы, продолжить путь к берегам Ладоги. Но при всей своей опытности Биргер совершил один промах. Он не допустил мысли, что новгородцы не станут собирать крупных сил, на что им потребовалось бы время, а потому оказался неготовым к русскому нападению.

Когда в Новгороде узнали о появлении на Неве шведской флотилии, Александр, руководствуясь тем соображением, что время дорого, не только не стал обращаться за помощью к отцу, бывшему тогда великим князем Владимирским, но он не стал даже собирать ополчения с дальних новгородских пригородов и их волостей. С одним только собственно новгородским полком и со своей дружиной он решительно двинулся навстречу врагу, а потому появление его стало для незваных пришельцев полной неожиданностью. Потерпев 15 июля полное поражение, шведы ретировались за море к своим берегам.

Невская победа имела огромное политическое и моральное значение. После пережитого тяжелейшего ордынского удара и охватившего русскую землю уныния малой кровью была одержана блестящая победа над сильным и опасным врагом. Кроме того что на какое-то время исчезла угроза со стороны шведского королевства и победа подняла дух русского народа, она имела и глубокий религиозный смысл. Вся Европа ее восприняла как провал инспирированного папой очередного крестового похода, как поражение «латинства». Русью Невская победа понималась, напротив, как торжество православия.

Какую-то передышку на северном порубежье новгородских владений Невская победа все же дала. Но вот к концу XIII века наступательная активность северного соседа вновь дает о себе знать, и при этом полностью меняется характер его агрессии. От пиратских набегов, не способных повлиять на расстановку сил, противник, оказавшись к тому времени в сухопутном соседстве с новгородскими владениями, действуя теперь с суши, переходит к наращиванию против Руси постоянной и стабильной вооруженной экспансии. Дело в том, что во все предшествующие времена морские набеги шведов на русские берега проходили с одновременным наступлением шведской короны на народы Финляндии. В результате шведы покорили чуть не все финские племена по восточную сторону Ботнического залива. К последней четверти XIII столетия центральная и юго-западная Финляндия оказалась под властью Швеции. Для Руси это значило, что вместо дружелюбного и слабого во всех отношениях финского соседа она вдруг получила сильного, неукротимого и агрессивно настроенного к ней врага. И вот со времени завоевания шведами земель финского племени Емь, в результате чего владения шведской короны вошли в непосредственное соприкосновения с владениями Новгородской феодальной республики, наступает эпоха принципиально новых отношений Руси со Швецией, непримиримо враждебный характер которых не изменится за несколько доследующих столетий.

Надо сказать, что между Новгородской Русью и Швецией никаких официальных соглашений по территориальным вопросам никогда ранее не заключалось. Поскольку на суше эти два государства между собой не соседствовали, то и необходимости в таких договоренностях не было. Александр Невский не позаботился об этом даже после своей крупной победы, дававшей ему хорошие шансы на заключение выгодного соглашения. Но неправильно было бы думать, что новгородский князь был чужд дипломатии. Отнюдь нет, ведь ровно через два года, то есть после разгрома ливонских рыцарей на Чудском льду, он заключит с властями Ордена пространное соглашение, строго оговаривавшее общую границу. Но там речь шла о сухопутной границе, а коль скоро со Швецией таковой нет, то и вопрос о границе не ставился, и это в те времена было свойственно не только для Руси, но и часто замечалось во всей международной практике. Напротив, с финскими племенами, с которыми новгородцы соседствовали на суше, они давно имели строго определенную географическую границу, которая теперь, после завоевания Финляндии, становилась границей между Швецией и землей Великого Новгорода. Эта граница тоже долго не будет утверждена никакими договоренностями, но на практике, видоизменяясь время от времени как следствие успехов или, наоборот, неуспехов в очередном военном конфликте, она просуществует несколько десятилетий. И граница эта проходила с запада на восток несколько севернее русла Невы, пересекая сухопутное пространство между Ладожским озером и Финским заливом Балтийского моря, известное под названием Карельского перешейка.

Захват Карельского перешейка открывал перед Швецией большие стратегические перспективы. Он мог теперь служить плацдармом для наращивания вооруженной экспансии против Новгорода. От перешейка до невского русла оставалось, что называется рукой подать, а именно Нева и выход новгородцев в море больше всего и не давали покоя северному соседу Руси, всеми силами стремившегося прервать русским путь сношений с Западом, а потому расширение наступления на новгородские владения ждать себя не заставило.

В 1283 году шведские корабли вошли в устье Невы, прошли всей ее протяженностью до Ладожского озера и на самом озере до нитки ограбили новгородских купцов, направлявшихся

на судах к невским истокам. Такой же подвиг потомки викингов повторили в следующем году. После этого восемь лет на Ладоге, Неве и на их берегах все было спокойно, но вот в 1292 году вновь по Неве от ее устья поднимается отряд шведских кораблей, и карельская и ижорская земли подвергаются разграблению. Все эти пиратские набеги были давно знакомы новгородцам, которые привыкли относиться к ним как к заурядным разбойничьим акциям, не меняющим общей расстановки сил. Но на этот раз дело вышло по-иному. Теперь, когда владения противника вошли в непосредственное соприкосновение с русскими землями, последние его происки стали не просто пиратскими выходками. То была разведка боем в преддверии более серьезных актов агрессии.

В 1293 году на западном побережье Карельского перешейка у устья реки Вуоксы шведы заложили каменную крепость Выборг и сосредоточили в районе ее массы своих войск. Возведение крепости продвигалось необычайно быстро, одновременно при ней строилась гавань, куда из центральных районов Швеции нескончаемым потоком пребывали корабли с военными грузами.

Надо сказать, что здесь русские допустили непоправимый стратегический просчет, который в дальнейшем им будет дорого стоить. Этот просчет, во-первых, состоял в том, что за все предыдущие времена новгородцы не позаботились о том, чтобы как-то самим укрепить границу. Последним укрепленным местом на водном пути в Европу русским людям служил уже упоминаемый нами городок Ладога в устье реки Волхов, а по побережью самого озера и далее по берегам Невы, не говоря уже о самом перешейке, в новгородских владениях не было ни одного даже мало-мальски укрепленного опорного пункта. В результате водный торговый путь, являвшийся основным источником материальных богатств Новгородской вечевой республики, проходил по открытым и пустынным местам, подверженным любым нападениям. При соседстве с финскими племенами такое понять и объяснить еще можно. Не имея вблизи себя реального противника, русские люди считали лишним тратить силы и средства на строительство крепостей и содержание их гарнизонов. Но не унимающаяся шведская экспансия против финских племен, а с ней и приближающаяся опасность иного соседства должны были подвигнуть новгородцев на иной образ действий. Однако этого не произошло, и граница до конца оставалась открытой. Выйдя к этой границе, шведы упредили новгородцев, и закладкой Выборгской крепости они показали себя намного дальновиднее русских. Кроме того, просчет русской стороны состоял в том, что она позволила потенциальному противнику закрепиться на его новых рубежах. Новгородцы не могли не знать о закладке у их северных рубежей новой крепости, следовательно, не могли не сознавать всю исходящую от этого опасность, но, тем не менее, не помешали ее строительству. Иногда на страницах исторической литературы можно встретить объяснение такого попустительства тем, что будучи обремененными внутренними заботами и междоусобными распрями, русские люди не могли тогда отвлекать свои силы на новую пограничную заботу. Думается, что принимать такой аргумент как объяснение того, почему русские люди позволили создать у себя под боком плацдарм для агрессии против них самих, нельзя. Спокойно на Руси не было никогда, но все же именно эти годы не отмечены какой-то особой напряженностью. И не зря во все время строительства Выборгской крепости шведская сторона держала в тех местах крупные контингенты своих войск, ожидая русского противодействия. Выходит, тревожились шведы напрасно. Только когда крепость была уже почти полностью готова, шведское командование, оставив в ней гарнизон, отвело основную массу войск вглубь страны. И вот тогда новгородцы, наконец, совершили поход под Выборг, но безрезультатно. Новый сосед успел к тому времени основательно утвердиться на захваченном рубеже.

Постройка крепости означала окончательное закрепление шведского присутствия в западной части Карельского перешейка, но на этом своем успехе новый сосед новгородцев не думал останавливаться. Через два года он предпринял следующий акт агрессии на новгородском приграничье. Очередной удар пришелся по восточной части перешейка. Здесь в 1295 году шведы захватили городок Корела на западном побережье Ладожского озера. Но тут им закрепиться русские люди не позволили. На этот раз реакция новгородцев была мгновенной, они отбили захваченный шведами город и выбросили неприятеля из восточной части перешейка. Западное Приладожье осталось в русских руках. После этого шведское наступление избирает своей ближайшей целью бассейн Невы, борьба за овладение которым становится основным содержанием всех последующих русско-шведских столкновений и средоточием военных усилий обеих сторон.

Напряженность здесь не будет униматься еще и оттого, что обе стороны прекрасно понимали: с захватом шведами невских берегов главная артерия водного торгового пути на запад ставится под контроль северного соседа Руси, позволяя тому в любой момент парализовать всю внешнюю торговлю, а с ней и в целом экономику Великого Новгорода.

Первая полномасштабная акция шведской агрессии против Новгородской Руси относится к 1300 году, когда в устье Невы в очередной раз вошла армада шведских военных кораблей. Эту кампанию можно считать началом постепенного, методичного, растянувшегося на несколько столетий захвата шведами невских берегов. Источники оставили нам довольно противоречивые сведения о воинских силах неприятеля в том походе, но все они единодушны в том, что вошедший тогда в Неву флот был самым крупным за всю предшествующую военную историю Швеции. Позднейшие исследования показали, что в его составе находилось от 30 до 50 судов. Еще более разноречивые сведения остаются о численности живой силы. Наиболее авторитетные исследователи утверждают, что приводимые некоторыми шведскими источниками данные, согласно которым под королевскими знаменами тогда собралось 1100 рыцарей, вполне реальны. Мы должны понимать, что такая численность армии по меркам того времени считалась огромной. Ведь рыцари составляли только отборную часть войска, в котором на каждого рыцаря приходилось по несколько, а то и по несколько десятков других воинов, о которых в древних источниках упоминать было не принято. То же самое свойственно и русским летописям. Говоря о военных кампаниях, они приводят численные данные, касающиеся исключительно только княжеских дружин, не вспоминая об ополчениях, являвших собой основную массу войск.