Ливонская война 1558-1583

Шапран Александр Андреевич

Но если древние письменные источники не называют дат осады и штурма Ландскроны, то зато они, как шведские, так и отечественные (новгородская летопись), оставили потомкам довольно красочное описание батальных сцен, из которых можно воссоздать картину взятия крепости. Из нее следует, что битвы по овладению шведской твердыней в низовьях Невы были упорные. Можно много говорить о мужестве обоих противников, но все же большой численный перевес одной из сторон и крайняя, доходящая до измождения утомленность другой, решили исход дела. Силой русского оружия крепость была взята, а ее гарнизон перебит.

Итак, в руках победителей оказалась сооруженная врагами крепость, и надо полагать, что после взятия она оставалась в боеспособном состоянии. Эпоха огнестрельного оружия еще не наступила, метательные орудия, по-видимому, русской стороной при взятии Ландскроны не применялись, иначе

об этом было бы обязательно упомянуто в источниках, следовательно, если разрушения и были, то небольшие, и могли быть быстро исправлены. Но Русь не воспользовалась возможностью оставить за собой воздвигнутую в чрезвычайно важном стратегическом месте своих владений уже готовую и добытую трудами и кровью твердыню. Вместо этого русские люди остановились на самом нелепом решении. Они разрушили крепость, что, наверняка, стоило гораздо больших трудов, чем ее восстановление, и, оставив освобожденный от врага край безо всякой защиты, ушли. Чем можно объяснить такую позицию новгородцев, остается непонятным. Иногда можно встретить объяснение такой стратегии нежеланием русских людей иметь здесь укреплений, потому как в случае захвата их противником эти же укрепления могли быть использованы против них самих. Но этим можно объяснить нежелание возводить новых крепостей. Но почему нужно разрушать уже готовую крепость, возведенную чужими руками? И как показал опыт, противник на незащищенном русском пограничье за предельно короткий срок может сам возводить крепости, отбить которые потом гораздо сложнее, чем защищать свои. Но новгородцы остались верны своей стратегической линии, и пройдет еще немало времени, наполненного горькими уроками, прежде чем они поймут ее ошибочность.

После кампаний 1300–1301 гг. на русско-шведском пограничье на несколько десятилетий наступает относительное затишье. Нет, северный сосед Новгородской Руси не утратил агрессивности своего характера, и спад его военной активности целиком объясняется внутригосударственным неустройством и кризисом власти. После предшествующего периода стабильности внутриполитическая обстановка в соседнем государстве вдруг резко сменилась острой междоусобной борьбой, продолжавшейся более двух десятилетий. В такой ситуации Швеции стало не до завоеваний, хотя полностью вооруженные столкновения не утихали, и все это время оставалось отмеченным пограничными конфликтами. В первое десятилетие XIV века не проходило ни одного года, чтобы отдельные мелкие отряды шведских судов не проникали в Неву и даже в Ладожское озеро и там не грабили бы новгородских купцов. Беспокойно было и на Карельском перешейке. На все происки северного соседа новгородцы отвечали своими рейдами в землю противника. Наиболее крупной такой акцией стала кампания новгородцев 1311 года, местом действия для которой они выбрали центральные районы Финляндии. Цели этого похода остаются для нас во многом неясными. Присоединенные не так давно к шведской короне, эти земли оставались населенными исключительно народом финского племени Емь, традиционно дружественного Руси. Кроме как нанести ущерб экономической, прежде всего продовольственной базе Швеции, как потенциальному противнику Новгорода, другой цели в той кампании не просматривается. А может быть, она просто стала акцией заурядной мести за такие же нападения шведской стороны на новгородское приграничье. Но в любом случае от этого предприятия больше пострадали народы финских племен, чем шведы, постоянного присутствия которых в этих краях почти незаметно.

Тут надо сказать, что новгородцы никогда не отличались сколько-нибудь острым политическим чутьем, а полуанархический характер их военной организации был способен больше навредить делу, чем помочь ему. В новгородском ополчении зачастую было трудно отделить земскую составляющую от ушкуйников, то есть морских или речных разбойников, привыкших грабить всех без разбора, а именно ушкуйники и представляли основную силу новгородцев при походах на соседей, походах, практически не отличавшихся по сути от разбойных набегов. И не удивительно, что настрой финских племен по отношению к русским мог меняться. Иначе ничем другим нельзя объяснить события, случившегося в 1314 году в Кореле.

Центр одного из финских племен город Корела на западном побережье Ладожского озера уже трудно сказать с каких пор входил в состав Новгородской республики, и его коренные жители, как и аборигены во всей округе, давно сроднились с представителями славянского корня. И вот вдруг в 1314 году эти самые коренные жители подняли восстание против новгородской власти, перебили русских жителей города и призвали шведов. Причины такого поступка аборигенов

остались неизвестными, но можно с большой долей вероятности полагать, что их к этому побудила разнузданность новгородских ушкуйников, которые если в Новгороде и поддавались хоть какому-то порядку, то на отдаленной периферии становились совершенно неуправляемыми. Вполне допустимо, что свою роль сыграл и новгородский поход 1311 года в соседнюю землю Еми, в результате которого не мог не пострадать близкий карелам народ.

Шведы не преминули воспользоваться приглашением и в том же году заняли город. Правда, и на этот раз, как и почти 20 лет назад, шведам не удалось закрепиться в восточной части Карельского перешейка. В Новгороде на потерю Корелы отреагировали должным образом. В Западное Приладожье было отправлено срочно собранное для этой цели войско, но еще до его подхода настроение в Кореле вновь переменилось. Может быть оттого, что шведы успели чем-то насолить местному населению, а может быть оттого, что местное население убоялось мести новгородцев за измену, но только при подходе русских войск жители открыли им ворота. Но и после этого шведский гарнизон оказывал сопротивление, пока весь без остатка не был перебит. Русская власть в городе была восстановлена.

После этого шведская сторона больше не предпринимала попыток пробиться к западному побережью Ладоги, но именно с этого времени учащаются ее набеги в бассейн Невы и на южный берег озера. Так еще до захвата Корелы, в 1311 году шведские суда на Неве и на Ладоге ограбили торговые корабли, принадлежавшие ганзейским купцам. Интересно, что на этот раз власти Любека не стали предъявлять претензий новгородским властям, ответственным за безопасность торгового пути. Вместо этого они обратились напрямую к правящим кругам Швеции с требованием возместить убытки и восстановить нормальные условия для торгового судоходства на Балтике и на Неве. Заинтересованной в сохранении добрых отношений с Ганзейским союзом Швеции пришлось пойти на уступки. Но Руси от этого не становилось легче. Впоследствии действительно больше не отмечено нападения викингов на суда иноземных торговых людей, зато весь удар теперь приходился по русским купеческим кораблям и непосредственно по русскому побережью. Так в 1313 году отряд шведских кораблей, пройдя руслом Невы и вдоль южного берега Ладожского озера, вошел в устье Волхова и напал на город Ладогу. Город по естественным причинам, о которых мы говорили выше, оказался неготовым к нападению, защиты не было почти никакой, а потому и результаты нападения были очень тяжелыми. Пришельцы зажгли посад, отчего деревянный город был практически полностью уничтожен огнем.

Как мы уже сказали, после неудачи с Корелой шведы еще больше активизировали свои происки в бассейне Невы и на Ладоге. Самой крупной их акцией стал поход 1317 года, когда они разгромили на Ладожском озере купеческую флотилию из Обонежья, направлявшуюся от устья Свири к устью Волхова для проезда в Новгород. Но все же все эти враждебные акции не выходили из рамок заурядных разбойничьих набегов, давно знакомых новгородцам, и на которые сами новгородцы умели и любили платить той же монетой. Серьезных же военных действий после провала шведской агрессии в устье Невы 1300–1301 гг. со стороны противника не было. Но вот, наконец, снова приходит пора настоящих баталий, и инициатором их к концу второго десятилетия века становится русская сторона.

В 1318 году ухудшение внутренней обстановки в Швеции достигло своего пика. Междоусобная борьба приняла открытый характер. Вряд ли в Новгороде было известно об этом, но именно в этот год, вероятно по чистой случайности, новгородцы совершили большой поход в Финляндию. Пройдя на судах Финским заливом, они захватили столицу племени Емь город Або, где располагалась резиденция шведского наместника. Русским войскам удалось взять главный оплот шведской власти в Финляндии — Абоский замок и епископский замок Куусто, причем в последнем был захвачен церковный налог за пять лет, собранный со всей Финляндии и подлежащий отправке главе католической церкви.

После этой акции борьба с обеих сторон стала набирать обороты, принимая с каждой все более агрессивный характер. К началу 20-х годов внутренняя обстановка в Швеции понемногу стала стабилизироваться. До полного успокоения там было еще далеко, но пик противостояния во внутренних смутах остался пройденным. Пользуясь не столько временной стабильностью внутри страны, сколько очередной передышкой в междоусобной брани, противник решил одной очередной кампанией решить затянувшийся спор об обладании Карельским перешейком в свою пользу. Для этого в 1322 году шведы снова попытались овладеть городом Корела и снова потерпели неудачу. Русские отбили нападение.