Ливонский поход Ивана Грозного. 1570-1582
Шрифт:
В этот же день вечером приехал к Заволочью сам Замойский в сопровождении только нескольких всадников, осмотрел кругом крепость, выбрал место для лагеря и орудий и возвратился назад к своему войску, которое оставил позади себя на расстоянии двух миль. Заволочье расположено было на острове озера Подсошь, в южной его части, там, где и в настоящее время существуют еще следы валов, окружавших крепость[614].
Ввиду этого о взятии крепости штурмом нечего было и думать, тем более что крепостные стены подходили к самой воде; действие артиллерии против деревянных стен оказалось из опыта безуспешным; оставалось только поджечь укрепления. Затруднительность предприятия усиливалась еще вследствие того, что наступило осеннее время, а потому можно было ожидать проливных дождей и холодов[615]; кроме того, местность кругом озера была гористая и болотистая, так что устроить лагерь в одном месте не было возможности, и Замойский позволил солдатам расположиться там, где каждый отряд находил для себя удобнее, лишь бы только недалеко друг от
Гетман решил взять крепость во чтобы то ни стало, тем более что король занятие этого пункта считал делом весьма важным для будущей кампании. Он думал уже о походе на Псков, к которому лучше всего было идти долиною реки Великой, а Заволочье лежало как раз у самых ее истоков[617].
Прибыв 5-го октября к крепости, Замойский послал гарнизону ее грамоту с требованием добровольной сдачи, но получил в ответ одну только сильную брань. На следующий день он призвал к себе ротмистров и просил их помочь ему поусерднее плести корзины и возить деревья для постройки моста. Ротмистры дали ему охотно обещание служить со всем своим усердием. Действительно, солдаты обнаружили замечательную энергию: корзины и мост были приготовлены в течение двух дней. Между тем прибыли орудия, для которых тотчас же устроены были батареи, и на следующий день (9-го октября) открыта по крепости усиленная канонада. Затем (10-го октября) гетман приказал наводить мост, устроенный Уровецким из бревен одного здания, которое уцелело от сожженного Русскими посада. Солдаты бросились энергически исполнять это приказание среди беспрерывных неприятельских выстрелов, стали гнать мост к тому месту, где пространство между берегом озера и крепостью было уже, но мост оказался коротким, так что пристать к острову не было возможности, поэтому от осуществления плана приходилось пока отказаться. А между тем предприятие потребовало немало труда и жертв: погибло 80 человек, и среди них ленчицкий староста Христофор Розражевский, убитый пулей выше правого глаза в то время, когда он, по приказанию Замойского, наблюдал за действием артиллерии.
Пополудни гетман приказал удалить плот с того места, где он был установлен, в более безопасное, где бы можно было удлинить его. Но когда два гайдука, находившиеся на нем, стали отталкиваться от берега, оборвался канат, плот понесло, и притом весьма быстро, вследствие сильного ветра, на середину озера. Заметив это, Русские бросились в лодки и стали плыть, чтобы поймать плот. Тогда Замойский приказал бить тревогу, и солдаты его кинулись спасать плот: одни сели в лодки и поплыли по озеру, другие поскакали на конях по берегу туда, куда плот уносило течением. Притом с той и с другой стороны шла беспрерывная пальба. Русские уже достигали плота, одна их лодка уже приставала к нему и находившиеся в ней готовы уже были высадиться на него, но гайдуки, стоявшие на плоту, потопили лодку. А тут стали приближаться к нему и солдаты Замойского; тогда Москвитяне отступили. Таким образом удалось спасти плот[618]. Он был удлинен затем еще более в тот же самый день.
На следующее утро, лишь только рассвело, плот стали опять наводить, причем для прикрытия солдат, наводивших его, от неприятельских выстрелов было придумано следующее средство: по бокам плота поставлены были громадные мешки, набитые шерстью. За наводку брались солдаты теперь не особенно охотно[619], так как были напуганы предшествовавшей неудачею. Поэтому Замойский поручил исполнение дела своему родственнику, Уровецкому, который, поместив на плоту несколько солдат и укрывшись с ними за мешки, совершил успешно наводку под многочисленными выстрелами врагов[620].
После этого гетман приказал идти на приступ Венграм, так как они, согласно распоряжению короля, должны были по взятии крепости остаться в ней. Но когда они в количестве человек около трехсот двинулись вперед, тогда ударил на них с двух сторон отряд из крепости, и Венгры пустились бежать назад. Видя это, Замойский послал им на помощь Поляков. Последние встретились с Венграми на самом мосту, и здесь произошла настоящая свалка (так как Венгры не хотели возвращаться в бой), отчего мост прорвался. Для нападавших наступил весьма опасный момент, так как из крепости производилась весьма частая пальба. Поляки и Венгры понесли значительные потери: утонуло и убито было 50 венгерских дворян и 150 гайдуков и много ранено. Москвитяне лишились только до 30 человек. После этого Замойский приказал оттащить плот назад[621].
Неудача эта произвела на осаждающих удручающее впечатление; они стали сомневаться в возможности овладеть крепостью и поэтому начали поговаривать о необходимости отступления, тем более что наступившая ненастная погода причиняла им сильные страдания. Ввиду этого настроения Замойский созвал в тот же день ротмистров, чтоб посоветоваться с ними, что делать дальше. Некоторые были того мнения, что надо отступать[622], но большинство заявило, что они готовы сойти с коней, сами идти на приступ, готовы скорее умереть, чем подвергнуться такому позору[623]. Однако и они считали положение до такой степени затруднительным, что не знали, как быть дальше, и посоветовали обратиться за инструкциями к королю. Согласно этому совету, Замойский отправил к Баторию некоего Георгия Сибрика[624] с письмом, в котором, однако, не за новыми
Энергия начальников подбодрила солдат, хотя условия, среди которых пришлось им вести осаду, ухудшились. К холодам и дождям присоединилась какая-то эпидемическая болезнь, проникшая в Польшу и Литву из Западной Европы и проявлявшаяся сначала сильным ознобом в спине, а потом головными болями, страшными стеснениями в груди и общей изнурительной лихорадкой[627].
Несмотря на все это, солдаты принялись с новым рвением за осадные работы. Решено было построить два моста[628] и приготовить много лодок, чтобы сделать нападение на крепость со всех сторон. В течение четырех дней (12, 13, 14, 15-го октября) войско энергически исполняло приготовительные работы, необходимые для нового приступа: свозились деревья для постройки нового моста и починки старого и собирались лодки из окрестных деревень и даже отдаленных озер[629]. Заметив это, Русские поспешили удалить свои суда и оставили только одно, так как за ветхостью считали его уже никуда не годным. Оно принадлежало монахам Заволочья и употреблялось ими для вытаскивания больших неводов. Так как судно было весьма обширно (оно могло вместить до 80 человек), то Замойский решил воспользоваться им при нападении на крепость, починив его предварительно и заткнув в нем щели отчасти воловьими кожами, отчасти мхом[630].
Когда 16-го октября прибыли от короля вспомогательные войска, Замойский расположил их так, что теперь осаждающие находились со всех сторон крепости. Артиллерия при этом была поставлена так, что стрельбу можно было производить по крепости с трех сторон.
Замойский составил следующий план приступа. Мосты должны быть поставлены с одной стороны замка; по одному пойдут Поляки, по другому — Венгры; этим распоряжением Замойский желал, очевидно, устранить возможность вторичного столкновения между польскими и венгерскими отрядами. В то же время с остальных трех сторон войско должно было двинуться к крепости на лодках, чтобы отрезать осажденным совершенно путь к отступлению. Тот, кто первый подожжет крепость, получит большую награду, именно от него, гетмана, — имение с тремя деревнями, а от короля — пожизненное владение. Этот план Замойский сообщил ротмистрам. А затем на следующий день (19-го октября) на военном совете решено было производить перед приступом в течение двух дней беспрерывную канонаду, во-первых, с той целью, чтобы попробовать, не удастся ли ядрами зажечь крепость, а потом, чтобы измучить осажденных и таким образом уменьшить сопротивление их при штурме[631].
Прежде чем начинать стрельбу, Замойский избрал пункт, куда выстрелы следовало направлять по преимуществу. Он сел с несколькими военными людьми на большое судно и тщательно осмотрел укрепления, после чего приказал стрелять в три больверка, находившиеся против крепости, чтобы сбить с них ядрами по крайней мере глину, расщепить бревна и таким образом облегчить поджог крепости[632].
Накануне приступа канцлер послал осажденным грамоту, приглашавшую их добровольно подчиниться и обещавшую, по обыкновению в таком случае, тем, которые пожелают остаться под властью польского короля, различные милости, а остальным — свободный пропуск в отечество[633]. Осажденные грамоты не хотели принимать и только говорили: «Пускай король шлет грамоты в свои города, а не к нам, мы никакого короля не знаем и не желаем его слушать». В день, назначенный для приступа (23-го октября), утром было совершено молебствие, причем многие, готовившиеся идти на приступ исповедались и причастились. В это время наводились мосты, причем осажденные производили усиленную стрельбу, но она мало вредила наводившим мост: убит был только один солдат и два ранены.
После молебствия Замойский стал вызывать тех, которые записались идти на приступ, затем произнес к ним речь, в которой благодарил их за готовность пожертвовать даже жизнью ради дела, превозносил их мужество, говоря, что подвигом своим они приобретут бессмертную славу, и обещал выхлопотать у короля для них различные милости. После этого наступил момент прощания. Замойский подавал всем руку и с плачем благословлял. Воины тоже плакали, прощаясь друг с другом. Затем гетман приказал им идти к траншеям и не начинать приступа до тех пор, пока он сам к ним не явится. Венгры и Поляки, согласно этому приказанию, стали у траншей, а Замойский приготовил между тем материалы, необходимые для поджога крепости. Когда все было готово, он приказал воинам садиться на лошадей и сам, сев на коня, поехал к траншеям. Увидев, что враги приближаются уже к мостам, осажденные стали кричать, что желают вести переговоры, но с условием, что будет прекращена пальба. Замойский прекратил ее и послал спросить, чего осажденные хотят. Они ответили, что желают прочесть королевскую грамоту и после этого скажут, сдаются ли они, или нет. Прочтя ее, они выразили через посредство уполномоченных (шести человек) готовность сдаться на условиях дарования им жизни и свободы и разрешения унести с собою оружие, причем требовали подтверждения этих условий клятвой со стороны Замойского.