Ливонский поход Ивана Грозного. 1570-1582
Шрифт:
Нападение окончилось неудачею; вследствие этого приходилось брать крепость осадой. Осаждающие расположились следующим образом: с северо-востока, на том месте, где находился прежде город, Борнемисса с Венграми, с юго-востока Трембецкий, с юго-запада Уровецкий; за Двиной устроили окопы казаки, бывшие под начальством Остроменцкого[496].
В следующий день, 4-го августа, прибыл обоз; тогда гетман приказал солдатам заняться устройством лагеря. В то же время он созвал ротмистров и напомнил им, что необходимо соблюдать величайшую осторожность, так как, по словам пленных, на выручку крепости идет 20 000 Русских. В крепость Замойский послал грамоту с предложением добровольно сдаться, обещая свободу тем, которые пожелают уйти к своему государю, и материальное обеспечение тем, которые захотят быть подданными короля. На это осажденные заявили только, что должны отослать грамоту к царю и что
На следующий день Замойский ездил осматривать крепость, чтобы выбрать, по указанию сведущих лиц, которые гетмана сопровождали в этой поездке, место для постановки артиллерии, которая прибыла вечером в тот день[497]. Явился также отряд королевской пехоты в 1000 человек, который тотчас же начал строить шанцы. Замойский послал начальнику Венгров Борнемиссе 400 талеров в награду тому, кто подожжет замок, польским солдатам обещал выхлопотать у короля 12 волок земли в виде награды за то же дело. Так прошел день 5-го августа.
6-го августа чуть свет осаждающие начали со всех сторон бомбардировать крепость. Осажденные стали давать знаки, что желают вступить в переговоры. Канонада прекратилась, но вскоре опять возобновилась, так как переговоры не привели ни к чему.
Осажденные снова завязали переговоры[498], прося прекратить стрельбу на два часа, пока они не согласятся между собою относительно того, что им делать. Замойский удовлетворил их желание и послал им даже часы. Когда прошло урочное время, осажденные ответили, что сегодня они не могут придти к соглашению и просят о перемирии до следующего дня[499]. Полагая, что все это делается осажденными с той целью, чтобы выиграть время, Замойский приказал возобновить бомбардировку. В это время Венгры стали бросать в крепость раскаленные ядра и успели произвести пожар, но гарнизон, мужественно защищаясь, тушил огонь всюду, где он появлялся. Поляки тоже зажгли при помощи раскаленных ядер одну башню, но так, что она лишь тлела. Вечером, уже после заката солнца, солдатам Уровецкого удалось зажечь крепостной мост. Тогда 50 пехотинцев бросились с лучинами поджигать замок. Увидев это, Русские прислали к Замойскому заявление, что желают сдаться, лишь бы только замок оставлен был в целости. Гетман прекратил пальбу и послал в крепость одного офицера, Завихойского, потребовать, для большей безопасности, чтобы воевода с именитейшими боярами явился к нему в стан. Действительно, около 3-х часов ночи русские воеводы прибыли в польский лагерь[500], целовали руку Замойскому и просили походатайствовать за них перед королем, чтобы он пожаловал их своими милостями, что было Замойским обещано.
На следующий день Замойский принял замок, велел составить опись всего, что в нем было найдено[501], а жителей Велижа отправить на плотах вниз по Двине. Их высадили на некотором расстоянии на берег, окопали валом и стерегли до тех пор, пока не прибыл в Велиж король. Ему Замойский послал шесть знатнейших бояр в Сураж, где Баторий в то время находился. Первый самостоятельный шаг канцлера на военном поприще засвидетельствовал, что он способный ученик своего учителя — Батория: опыт, вынесенный из походов, совершенных вместе с королем, не пропал для Замойского даром, он научился военному искусству. Крепость была взята главным образом благодаря раскаленным ядрам, при помощи которых удалось произвести пожар и таким образом принудить гарнизон к капитуляции. Панику в крепости вызвало отчасти и внезапное появление неприятеля, именно с той стороны, откуда его не ожидали[502].
Ожидая прибытия Батория, Замойский созвал к себе ротмистров и издал распоряжения относительно того порядка, какой должен быть соблюдаем в лагере при встрече короля, а затем с теми же ротмистрами выехал встречать его. В приветствии, сказанном на латинском языке, Замойский поздравил Батория с победой, желал ему дальнейших успехов, хвалил мужество, деятельность и расторопность своих боевых товарищей и ходатайствовал для них о милостях за их службу. Баторий благодарил канцлера, а ротмистрам обещал дать со временем щедрые награды. Потом он осмотрел кругом замок и шанцы, в которых пехота стояла так, как в то время, когда добывали крепость. Когда король въехал в лагерь, ротмистры и солдаты стали перед своими палатками, ударили в барабаны и затрубили в трубы.
Король остановился в палатке Замойского, где ужинал и ночевал. Вечером явился гонец от оршанского старосты Филона Кмиты с извещением, что московские послы уже едут к королю.
На следующий день (9-го августа) Баторий посетил замок, еще раз осмотрел его внимательно и выразил радость по
После этого он возвратился назад в Сураж. Вслед за тем Замойский поехал в московский лагерь и объявил от имени короля, что те из пленных, которые желают возвратиться к своему государю, свободны, а те, которые останутся служить королю, будут пожалованы имениями. Большинство выразило желание возвратиться под власть своего государя. Замойский приказал сопровождать их отряду казаков (в 150 человек) на протяжении шести миль для охраны от солдат-победителей. Так как Москвитяне должны были идти пешком, а путь предстоял им далекий, то они отдавали своих детей, которые не в состоянии были совершить столь дальнего путешествия, Полякам. Оставшиеся на месте были отведены в замок. В этот день победители делили между собой добычу, которая была значительна. «Провианта, фуража, пороха и военных снарядов, — говорит историк, — было найдено в этом городе так много, что, несмотря на то, что отсюда было наделено все наше войско, еще осталось всего столько, сколько нужно было для гарнизона».
Между тем Баторий деятельно готовился к дальнейшему походу. Мосты через реку Двину возле Суража были уже готовы к 10-му августа и в этот день началась переправа войск, которыми командовал лично сам король, а 11-го августа двинулся в поход из Велижа и Замойский.
Иоанн же слал новую грамоту к Баторию. Царь уже не требовал, чтобы король возвратился назад для приема его послов, но только приостановил свое наступательное движение. «А сам не похочешь воротити, — говорилось в грамоте, — и ты б тут дожидался на Украине, и мы тебе о том ведомо учиним, как нам с тобою в миру быти»[503].
На это Баторий ответил требованием, чтобы Иоанн вывел свои войска из Ливонии и уступил ее ему, Баторию, как его законную собственность; тогда можно будет начинать переговоры о мире, а о каких условиях может идти речь во время этих переговоров, король намекал предъявлением притязаний на Великий Новгород и Псков, землю смоленскую и северскую, Великие Луки и иные пригороды, построенные в волостях полоцких и витебских[504].
Узнав о движении Батория к Великим Лукам, Иоанн поспешил выслать, спустя три дня после вышеотмеченной грамоты, новую, в которой просил короля подождать послов в течение трех-четырех дней, так как послы находятся уже близко к местопребыванию короля[505]. Но и эта грамота успеха не имела: Баторий продолжал сомневаться в искренности заявлений Иоанна[506] и похода своего не приостановил.
Армия Батория двигалась двумя отдельными отрядами: одним командовал сам король, другим — Замойский. Между этими частями не было совершенно сообщений, да они не были и возможны, так как войска были отделены друг от друга непроходимыми лесами и болотами. Это разделение сил врага являлось обстоятельством весьма благоприятным для Иоанна, но он не умел им воспользоваться: царь держал свои военные силы далеко от места борьбы[507]. Вместо решительных действий он продолжал дипломатическую переписку, бесполезности которой, ввиду заявлений и образа действия Батория, он не мог не замечать. В новой грамоте к королю он так оправдывал медленность в движении своих послов: ехать им спешно невозможно, так как королевские люди ограбили посланца, который приехал в Оршу известить, что послы скоро прибудут[508]. На это обвинение в грабеже Баторий ответил тоже обвинением, но уже обвинением самого Иоанна в насилии, произведенном над провожатым, который сопровождал московского гонца Григория Нащокина: на границе московские люди схватили королевского провожатого, отвели его в Москву и представили царю, который приказал пленника подвергнуть пыткам, желая выведать от него какие-то известия[509].
Эта бесцельная дипломатическая переписка свидетельствует, что Иоанн совершенно растерялся: на него напал страх, которому он, как человек психически больной, часто подвергался. У нас есть известие, что он в это время потерял доверие к своим подданным. Очевидно, его расстроенное воображение охватили тогда, как это часто с ним случалось, навязчивые представления и том, что он окружен со всех сторон изменой. Чтоб рассеять мучительный страх и увериться в преданности своих подданных, он прибегнул к обычному для него средству. Призвав к себе митрополита и иное духовенство, он публично стал каяться в грехах, просил прощения и обещал быть впредь милостивым. Все, конечно, заявили, что прощают своему царю и присягают ему оставаться всегда верными[510].