Лиза из Ламбета
Шрифт:
Молча они двинулись к Вир-стрит. Никого не было — ни впереди, ни позади; никто не мог их видеть. Джим больше не обнимал Лизу, они просто шли рядом, но все же не касаясь друг друга. Первой заговорила Лиза.
— Иди по Вестминстер-Бридж мимо церкви. На Вир-стрит попадешь с той стороны. А я пойду переулком, чтоб никто нас вместе не увидел… — Лиза почти шептала.
— Хорошо, Лиза, — согласился Джим. — Сделаю, как ты велишь.
Они подошли к переулку, о котором говорила Лиза. Это был узкий проход между глухих стен, иными словами, фабричные задворки; вел он к началу Вир-стрит. У входа стояли два чугунных столбика, чтобы ни конные повозки, ни ручные тележки сюда не совались.
Лиза и Джим как раз подошли к этим столбикам, когда на пустой улице появился человек. Лиза поспешно отвернулась.
— Как ты думаешь, он нас узнал? — спросила она, когда они с Джимом
— А кто это?
— Он с нашей улицы, — пояснила Лиза. — Я сама ни с кем из его семьи не вожусь, но знаю, где они живут. Как думаешь, он нас узнал?
— Откуда? Темень такая!
— Но он же оглянулся! Если он нас узнал, завтра вся улица будет языки чесать.
— Мы ничего худого не делали.
Лиза протянула руку, чтобы попрощаться.
— Провожу тебя до дому, — сказал Джим.
— Не надо. Иди к себе.
— Темно; что, как ты в беду попадешь?
— Не попаду. Иди домой, оставь меня.
Лиза шагнула в переулок и остановилась, глядя на Джима. Их разделяли железные столбы.
— Доброй ночи, — сказала Лиза, продолжая тянуть руку.
Джим взял ее ладошку.
— Не хочу, чтоб ты уходила.
— Что ж делать? Я должна идти! — Лиза попыталась высвободиться, но он опустил ее руку на верхушку чугунного столбика и крепко прижал.
— Пусти! Больно!
Блейкстон не шевельнулся, только смотрел ей в глаза откровенно, требовательно. Лизе стало не по себе. Она пожалела, что пошла с ним.
— Пусти руку! — Лиза крохотным своим кулачком принялась молотить железную лапищу.
— Лиза! — с надрывом произнес Блейкстон.
— Что? — Лиза в очередной раз стукнула его по руке.
— Лиза, — Блейкстон перешел на шепот, — я хочу!
— Чего? — Лиза потупилась.
— Сама знаешь. Ну, так как?
— Нет.
Он навис над ней и повторил:
— Так как?
Лиза молчала, только молотила его кулачком по руке.
— Лиза, — Джим говорил хриплым, низким голосом, — Лиза, я хочу.
Она все молчала, прятала глаза и как заведенная била его кулачком. Он поймал ее взгляд. Кулачок застыл в воздухе, Лиза смотрела на Джима с полуоткрытым ртом. Внезапно Блейкстон как бы встряхнулся, ударил Лизу кулаком в живот так, что она зашаталась, и распорядился:
— Пошли.
И они скрылись в темном переулке.
8
Воскресный утренний сон миссис Кемп всегда был несколько крепче и продолжительнее, чем сон субботний или, скажем, пятничный; иначе Лиза в то воскресенье вовсе бы не выспалась. Она проснулась, потерла глаза; постепенно вспомнила, и как ходила накануне в театр, и все остальное. Лиза вытянула ноги и испустила блаженный вздох. Сердце ее переполнял восторг; она думала о Джиме, и по телу разливалась любовная истома. Она закрыла глаза и представила его теплые губы; закинула руки, словно обнимая его за шею, словно приближая к себе; она почти ощущала, как колючая борода касается щек, а сильные крепкие руки подобно тискам обхватили талию. Лиза улыбнулась и снова глубоко вздохнула; затем выпростала руки из ночной рубашки и принялась их рассматривать. До чего худенькие, просто пара косточек, ни мышц, ни жирка; и бледные, все в сложном узоре набухших вен. Лиза не замечала, что кисти у нее огрубевшие, красные, в пальцы въелась грязь, а ногти обломаны, а то и обкусаны до мяса. Она поднялась с постели и стала глядеться в зеркало над каминной полкой. Воспользовалась пятерней как расческой, улыбнулась сама себе. Личико у нее было востренькое, зато щечки свежие, бело-розовые, а глаза большие, темные, как и волосы. Лиза чувствовала себя ужасно счастливой.
Одеваться не хотелось; хотелось мечтать. Лиза кое-как собрала волосы в узел, набросила юбку прямо на ночную рубашку, села у окна и осмотрела комнату. Большая часть украшений интерьера, имевшихся в распоряжении миссис Кемп, концентрировалась на каминной полке. Основу композиции составляли груша, яблоко, ананас, гроздь винограда и полдюжины пухлых слив, искусно сделанные из воска и весьма популярные в середине этого славнейшего из царствований. Каждый плод был выкрашен в оттенки, предназначенные ему Природой — яблоко щеголяло красными боками, виноградины отливали иссиня-черным, листья цвета малахита придавали композиции законченность. Урожай покоился на подставке «под черное дерево», покрытой черным бархатом, от грязи же и пыли его защищал впечатляющий стеклянный колпак, отделанный красным плюшем. Лизе всегда доставляло удовольствие смотреть на эту композицию, вот и
Фоном служили выцветшие от старости обои, в особо критических местах укрепленные цветными приложениями к рождественским выпускам газет. Привлекала внимание пронизанная патриотизмом картинка, изображающая солдата, который тряс руку поверженного товарища, а другою рукой бросал вызов банде арабов. Была здесь и «Спелая вишня» [11] , практически черная от старости и грязи; были два календаря, один с портретом маркиза Лорна [12] , изящно одетого красавца, предмета обожания миссис Кемп с самой кончины мистера Кемпа. На втором календаре имелся портрет Королевы, сделанный к Ея юбилею и несколько потерявший в плане величия по причине усов, каковые в приступе непочтительности подрисовала углем наша Лиза.
11
Имеется в виду репродукция с популярной картины Дж. Э. Милле, изображающей маленькую девочку с вишнями. Образ и костюм девочки (бело-розовое платье) были позаимствованы с «Портрета Пенелопы Бутби» кисти Дж. Рейнолдса. Пенелопа Бутби, умершая в возрасте пяти лет, в свою очередь, — один из самых известных детских персонажей в английском искусстве. Репродукция в качестве подарка читателям прилагалась к рождественскому выпуску газеты «График».
12
Кэмпбелл, Джон Дуглас Сатерленд (Campbell, John Douglas Sutherland, 1845–1914), маркиз Лорн и герцог Аргайл — с 1878 по 1883 г. генерал-губернатор Канады, с 1892 по 1914 г. — комендант Виндзорского замка. Член палаты общин. Был женат на дочери королевы Виктории принцессе Луизе.
Мебель составляли рукомойник и узкий комод, служивший также буфетом для кастрюль, сковородок и глиняных горшков, что не уместились на каминной решетке; подле кровати стояли два табурета да лампа. Больше в комнате не было ничего. Лиза все это оглядела и осталась вполне довольна; воткнула булавку в верхний угол благородного маркиза, дабы не допустить его падения, повертела фаянсовые сувениры и стала умываться. Затем оделась, поела хлеба с маслом, залпом выпила кружку холодного чаю и пошла на улицу.
Мальчишки, как всегда, играли в крикет. Лиза направилась прямо к ним.
— Я с вами.
— Валяй, Лиза! — раздалось полдюжины радостных голосов, а капитан команды добавил: — Ступай к фонарю, будешь подачи считать.
— Вот я тебе сейчас самому фонарь поставлю, — вскинулась Лиза. — Сам считай, а я буду отбивать. Иначе не играю.
— Ты и так всегда отбиваешь. Не все коту масленица, — заявил капитан, который не преминул воспользоваться своим положением и уже стоял в калитке.