Лодка
Шрифт:
– Два старбота встречным курсом, - бархатистый голос Сьюу не докладывал, а доносил до сознания, - цели резко идут на сближение.
– Поднять флаг Саленты!
– Лок не изменил позы.
– Позвольте мне, - адмирал, опережая возможные вопросы, бросился к компьютеру и быстро что-то вызвал на экран, немного полюбовался, наклоняя голову под разными углами, - можете высвечивать.
Вахтенный сигнальщик тут же передал ночное творение салентийца на усилители верхней палубы "Касатки".
– Ну и что, - бортинженер разглядывал дебют флага ВКС Свободной
– Бело-голубое поле это, я надеюсь понятно всем?
– Ну, да, это бело-голубая планета.
– Маленькая фигура касатки в центре, это символ ума, ловкости, силы, невидимости и тд. Млекопитающее не знающее себе равных, и которое не может жить без двух стихий. Одновременно это название первого корабля, основы основ наших ВКС.
– А одноногий-то тут зачем?
– Опасность, предвидение и недоговорённость.
– А почему они перекрещиваются, касатка и одноногий??
– Потому, - не выдержал штурман и пояснил вместо адмирала, - что моряк стоит, а касатка плывёт. Они вечно пересекаются. Тут такой во всём мощный тройной, если не более смысл... Браво адмирал!
– А я, - вставил оружейник своё понимание, - сначала подумал, что касатка, этому в треуголке, ногу оттяпала.
– И так тоже неплохо...
– Что там на старботах?
– Лок прервал обсуждение.
– Пристроились по бокам. Толи конвоируют, толи почётный эскорт.
– Мне сейчас совсем другое интересно: на старботах-то так же хорошо в этом флаге разобрались, как мы сейчас, или наш адмирал и им должен всё сначала объяснять?
– Насчёт понимания - не уверен, а вот входные огни включили, - Тильс вращал рукояти перископа.
– Мы с братом договорились, - адмирал почему-то очень волновался, - если всё будет в порядке, я высвечу бело-голубой флаг с произвольным рисунком. Главное, что бы фон был бело-голубой...
– Что, и тогда, нас не тронут?
– Да! Если только над доком будет гореть два синих, два красных, два жёлтых и два чёрных, с белым ободком, как при затмении солнца. И все эти огни должны быть в форме ромба.
– Понял, ищу, - Рик медленно проворачивал шарнир.
– Штурман сколько, до посадки?
– Восемь минут, если конечно не будем за...
– Не будем! Заходить на орбиту не будем. Ресурс не позволяет. Бортинженер?
– Так точно - не позволяет. Дай бог, на посадку бы хватило.
– Рик, ты видишь порт?
– Угу.
– Какой из доков наш? Только не говори, что крайний.
– Но он действительно, крайний. Над крайним правым доком горит ромб и именно с теми огнями.
– Всё, теперь и я вижу - к нему сейчас включили световую дорожку.
– Старботы отвалили.
– Мач, тебе вверяем самое дорогое...
– Не волнуйтесь командор. Я посажу вас, как ящик с яйцами.
– Давай, родной!
– Командир, уже не надо! Они подхватили, и ведут нас.
– А зелёный, - у адмирала от волнения дрожал голос, - зелёный, в центре ромба вы видите?
– Нет! Нет зелёного в центре.
Салентиец поражённый этим известием сел.
– Что адмирал, если в центре нет зелёного, то не всё в порядке в королевстве Датском?
– Где не в порядке???
– Салентиец тут же оставил свои переживания.
– Есть зелёный!!! И как раз в центре!
– По рубке пронёсся вздох облегчения.
– Всё, - констатировал Крейц, - конец рабочего дня. Так: парадную белую форму, сверху универсальные, мягкие скафандры, а через десять минут построение на верхней палубе. И что бы при всех орденах и регалиях были!
– Есть, сэр!!!
Лодка медленно втягивалась в док, плывя в центре гигантской, высвеченной лазерным эффектом, голограммы флага - пересекающихся Сильвера и касатку, на бело-голубом фоне. Чёрный от вечных перегрузок и космических скитаний корпус корабля почти не давал бликов, и потому казался среди весёлых разноцветных сигнальных огней дока, посланцем тьмы. На верхней палубе с обеих сторон от рубки стояла прерванная короткой волной в центре, белая шеренга личного состава. Пиком же этой короткой волны, над рубкой возвышалась двухметровая фигура адмирала.
"Касатка" прошла ворота дока, и они с шипением закрылись. Тут же взвыли насосы, нагнетая воздух в замкнутое теперь пространство. Всё пришло в движение. Портовые механизмы приступили к стыковочным работам. Под потолком бокса вспыхнул огромный экран и на нём всё также двигался в праздничных огнях, чёрный силуэт лодки. Изображение стало быстро увеличиваться, и вот уже ненадолго задерживаясь на каждом космонавте отдельно, побежало вдоль белого строя скафандров. Однако в этот момент всё затянуло туманом испарений. Сквозь это молоко кто-то под шлемами скафандров произнёс:
– Из всех прелестей похода, я наслаждаюсь всегда лишь этим моментом.
Туман, однако, начал рассеиваться. Тотчас коротко взвыла сирена, возвещая о том, что в доке выровнено давление и задействованы системы жизнеобеспечения. Клубы пара стали уходить вниз, опадая на конструкции. В лицо ударил яркий свет. Когда глаза пришельцев с чёрного корабля адаптировались, они увидели белоснежную, лохматую волнующуюся и что-то кричащую толпу. Толпа размахивала чем-то наподобие факелов, а их движение вперёд удерживало оцепление из таких же белых, но очень рослых, легковооружённых аборигенов. На стыковочном пирсе стояла группа из трёх десятков салентийцев с музыкальными инструментами, и исполняли весьма торжественную мелодию. Перед оркестром разместилась небольшая группа, во главе с огромным барлахом.
– Шурш Снаудер, - узнал в нём заочного знакомого, бортинженер.
– Ух, ты!
– восхитился оркестром Тильс, - не какая-нибудь запись по трансляции - живая музыка!
– Адмирал, а что это за факелы у них в руках?
– Когда салентиец приходит к другому салентийцу, он дарит ему самое дорогое, среди всеобщего льда - огонь.
– Понятно, хорошо, что здесь живые существа, а не растения выращивают, а то удобрениями бы закидали.
– Можно снять скафандры, - Кливмел повернулся к командиру.