Логика социальных наук.
Шрифт:
а) метод социальных наук, как и наук естественных, заключается в испытании
предлагаемых для данных проблем решений - проблем, из коих они исходят.
Решения предлагаются и подвергаются критике. Если решение недоступно для
предметной критики, то уже поэтому оно исключается как ненужное, возможно, только на
некоторое время:
б) если оно доступно для предметной критики, то мы попытаемся его опровергнуть; в
таком случае всякая критика заключается
принимаем его, как заслуживающее дальнейшего обсуждения и критики; д) научный метод, следовательно, есть метод решения, контролируемый самой строгой
критикой. Это критическое развитие метода проб и ошибок ("trial and error"); е) так называемая объективность науки заключается в объективности критического
метода; это означает прежде всего, что ни одна теория не свободна от критики, а
логическое вспомогательное средство критики - категория логического противоречия -
объективна.
Главную идею, лежащую в основании моего главного тезиса, наверное, можно изложить
и следующим образом.
Седьмой тезис. Напряжение между знанием и незнанием ведет к проблеме и к попытке
решения. Но оно всегда остается непреодолимым.
Наше знание всегда состоит из предварительных решений и проб, тем самым в принципе
сохраняется возможность того, что оно ложно и может оказаться незнанием.
Единственная форма оправдания нашего знания лишь предварительна: она заключается
в критике, а точнее, в том, что наши попытки решения до сего времени выдерживали
нашу самую суровую критику.
Превосходящего данное оправдания не существует. В частности, наши попытки решения
нельзя представлять вероятностными (в смысле исчисления вероятностей).
Эту точку зрения, наверное, логично обозначить как критицистскую. Чтобы хотя бы
немного обрисовать мой главный тезис и его значимость для социологии, было бы
целесообразно противопоставить его некоторым иным тезисам, вытекающим из широко
распространенной и зачастую совершенно бессознательно усваиваемой методологии.
Примером могут служить промахи и недоразумения методологического натурализма или
сциентизма, который требует от социальных наук, чтобы они, наконец, научились у
естественных наук научному методу. Этот неудачливый натурализм выдвигает
требование такого рода: начинать с наблюдений и измерений; например, со сбора
статистических сведений; затем индуктивно продвигаться к обобщениям и теоретическим
построениям.
вообще возможно для социальных наук. При этом нам будет ясно, что в социальных
науках объективности достичь сложнее (если таковая вообще достижима), чем в
естествознании: ибо объективность означает свободу от оценок, а социальные науки
лишь в редчайших случаях могут настолько освободиться от оценок, присущих
собственному социальному слою, чтобы хоть на сколько-нибудь подойти к свободе от
оценок и объективности.
По моему мнению, каждое из этих суждений, приписанных мною неудачливому
натурализму, является в основе своей ложным, исходит из непонимания
естественнонаучного метода, даже из мифа, к сожалению, мифа слишком
распространенного и влиятельного - об индуктивном характере естественнонаучного
метода и естественнонаучной объективности. Небольшую часть отпущенного мне
драгоценного времени я хотел бы потратить на критику этого натурализма.
Хотя большая часть представителей социальных наук должна была бы решительно
противостоять тем или иным частным тезисам этого натурализма, на деле он сегодня в
общем и целом одерживает верх в социальных науках (за исключением национальной
экономики), по крайней мере в англосаксонских странах. Симптомы этой победы я хотел
бы сформулировать в своем восьмом тезисе.
Восьмой тезис. Хотя еще до второй мировой войны присутствовала идея социологии как
всеобщей теоретической науки об обществе - соотносимая, пожалуй, с теоретической
физикой - а идея социальной антропологии представляла последнюю как специальную, прикладную социологию (применимую к примитивным обществам), сегодня это
соотношение удивительным образом перевернулось. Социальная антропология, или
этнология, сделалась всеобщей социальной наукой, и кажется, что социология все
больше примиряется с ролью частной социальной антропологии. А именно прикладной
социальной антропологии, исследующей весьма специфические формы общества -
антропологии высокоинду-стриализированных западноевропейских форм общества. Если
сказать еще короче: отношение между социологией и антропологией перевернулось.
Социальная антропология перешла с положения прикладной специальной науки на
положение основополагающей науки, а антрополог из скромного и довольно близорукого
полевого работника сделался дальновидным и глубокомысленным социальным