Логика социальных наук.
Шрифт:
ситуационный анализ рационален и эмпирически доступен для критики и улучшения.
Например, мы можем обнаружить письмо, которое показывает, что имевшиеся в
распоряжении Карла Великого знания отличались от тех, что предполагались нами при
проведении анализа. В противоположность
гипотезы почти совсем не подлежат критике посредством рациональных аргументов.
Двадцать седьмой тезис. Ситуационная логика в общем считается с тем физическим
миром, в котором мы действуем. Этот мир содержит в себе, например, те физические
вспомогательные средства, которые находятся в нашем распоряжении и о которых мы
нечто знаем, и физические препятствия, о которых мы тоже кое-что (часто не слишком
много) знаем. Сверх этого ситуационная логика должна также считаться с неким
социальным миром, населенным другими людьми, о целях которых мы что-то знаем
(часто не слишком много), а кроме того, социальными институтами. Эти социальные
институты определяют собственно социальный характер нашей социальной среды
(Urnwelt). Они состоят из всех тех социальных сущностей социального мира, которые
соответствуют вещам физического мира. Овощная лавка или университет, полиция или
закон -все социальные институты в этом смысле. Церковь, государство, брак суть также
социальные институты, равно как и принудительные обычаи, вроде японского харакири.
Но в нашем европейском обществе самоубийство не является институтом в том смысле, в каком мною употребляется данное слово, и в каком оно кажется мне важной
категорией.
Таков мой последний тезис. То, что последует, представляет собой предложение и
краткое заключительное размышление.
Предложение. В качестве основной проблемы чисто теоретической
было бы предварительно принять всеобщую ситуационную логику и теорию институтов и
традиций. К этому примыкают две следующие проблемы.
1. Действуют не те институты, но лишь индивиды в рамках институтов или от их имени.
Всеобщая ситуационная логика этих действий была бы теорией квазидействий
институтов.
2. Следовало бы создать теорию желаемых и нежелаемых институциональных следствий
целенаправленных действий. Это могло бы привести к теории возникновения и развития
институтов.
В заключение еще одно замечание. Я полагаю, что теория познания важна не только для
частных наук, но также и для философии:, что всех нас касающаяся религиозная и
философская неудовлетворенность нашего времени в значительной своей части есть
познавательно-философская неудовлетворенность. Ницше назвал ее европейским
нигилизмом, а Бенда предательством интеллектуалов. Я охарактеризовал бы ее как одно
из следствий сократовского открытия того, что мы ничего не знаем, т.е. наши теории не
могут получать рационального оправдания. Но это важное открытие, которое, наряду с
прочими Malaise вырвалось вместе с экзистенциализмом, есть лишь половина открытия; нигилизм преодолим. Ведь именно потому, что рационально оправдать наши теории мы
не в состоянии, что даже их правдоподобия нам не доказать, именно поэтому мы можем
рационально критиковать. И мы способны отличать лучшее от худшего.
Но это знал еще до Сократа старик Ксенофан, когда он записал следующие слова:
"Не с начала боги все смертным открыли,; Но лишь с теченьем времен мы лучшее (в
поисках) находим".