Логово горностаев. Принудительное поселение
Шрифт:
— Войдите.
У женщины было хмурое, насупленное лицо, возможно, она всегда была такая — и до того, как два дня назад лишилась брата. Траур, однако, она носила неполный. У сестры Паскуалетти не было и намека на усики, чего можно было ожидать при ее комплекции; поражали запястья женщины, казавшиеся особенно широкими и мощными из-за маленьких, с толстыми короткими пальцами ручек. Нельзя сказать, чтобы она держалась враждебно, но в ответ на соболезнование по поводу трагической гибели ее брата капитан не дождался ничего, кроме кивка головы. Она была вся словно вытесана из одной глыбы, и это относилось не только к фигуре, осанке, посадке головы. Возможно, колбасник Россетти
— Синьора, вы видели квартиру своего брата и понимаете: убийца там что-то искал. Это был не вор, могу вас заверить. Его интересовали не деньги, а совсем другое, и убил он вашего брата еще до того, как узнал, найдет ли там интересующий его предмет. Когда я пришел, тело уже остыло, а поиски еще не были закончены; например, ванну так и не успели обшарить.
— Я ничего не знаю.
— Дайте досказать. Этот человек убил вашего брата не потому, что Гуидо мешал ему попасть в квартиру. Научная экспертиза установила: преступление произошло именно на том месте, где найдено тело, а не у входной двери, что было бы логично, если бы убийца хотел избавиться от вашего брата сразу же, а потом приняться за работу. Злоумышленник направился к нему в квартиру с двумя вполне определенными целями — убить его и что-то найти.
Женщина молчала — она не соглашалась с его словами, но и не повторяла, что ничего не знает. У Де Дженнаро было такое впечатление, что он открывает для нее нечто новое. Но верила она ему или нет, неизвестно. Она по-прежнему сохраняла безразличный вид; не проявила она особенного волнения и тогда, когда капитан спросил, что, по ее мнению, мог искать убийца в квартире Гуидо Паскуалетти, были ли у последнего какие-либо компрометирующие бумаги, а если и были, то кого именно они могли компрометировать.
— И имейте в виду: для хода расследования очень важно абсолютно все, что говорил ваш брат в последнее время. Даже если вам и кажется, будто это не имеет никакого отношения к делу.
— Брат никогда не говорил со мной о своей работе.
— Охотно верю. Однако если он с кем-нибудь и был откровенен, то только с вами. Насколько мне известно, у него больше никого не было.
Молчание. Женщина не отвечала, и Де Дженнаро решил, что, наверно, уже пора покинуть эту неприветливую и неуютную гостиную, обставленную мебелью в венецианском стиле.
— Ваш брат Гуидо был убит именно по названной мною причине. Помните это, синьора. Если вы можете пролить свет на это дело и навести нас на правильный след, вы выполните свой долг. Достаточно было бы увидеть тот документ или тот предмет, который искал убийца, и нам наверняка удалось бы его схватить.
И, прощаясь, она отнюдь не держалась враждебно. Невозможно было понять, что скрывается за этой непроницаемой маской. Капитан чувствовал: ловушка, которую он поставил, не захлопнулась, но делать окончательные выводы еще рано. Если Паскуалетти доверил то, что явилось причиной его смерти, своей сестре или же сообщил ей, где это находится, можно было не сомневаться — она поспешит взять улику и рассмотреть, чтобы своими глазами удостовериться, правду ли говорит полицейский. Если она не будет выходить из дома, то, значит, существуют две возможности: либо этот предмет хранится у нее в каком-нибудь ящике, либо она действительно ничего не знает.
На обратном пути Де Дженнаро подумал: «Интересно, что скажет доктор Балестрини?» И улыбнулся, вспомнив о полковнике, который, узнав о желании капитана поделиться с Балестрини, рассвирепел бы больше, чем от того, что Де Дженнаро ведет расследование почти в одиночку и без ведома прямого начальника. Капитан завернул за угол
— Послушай…
— Да, капитан.
— Где твой напарник?
— В подъезде номер сто двадцать восемь, сразу же за углом.
— Предупреди его, а также тех, кто вас сменит, что надо установить слежку и за синьорой Россетти. Понял? Она часто выходит из дома?
— По-моему, нет.
— Ну, тем лучше, — заметил Де Дженнаро, садясь в машину. И, не обращая больше внимания на агента, включил мотор.
Женщина не опустила занавеску и тогда, когда машина Де Дженнаро свернула за угол. Если бы она была повнимательней, то могла бы узнать человека, который вскоре вновь появился внизу. Она его никогда не замечала, хотя несколько раз он уже попадался ей возле дома. Тем более, что у него была большая плешь, и она невольно бросалась в глаза. Но она его не узнала, даже просто не увидела.
— Синьора, — окликнула ее вполголоса прислуга, появляясь в дверях. — Синьора, — повторила она, приблизившись, и застыла в удивлении. — Да что с вами, никак плачете?
— Ничего… просто неважно себя чувствую, — сквозь зубы пробормотала Розанна Россетти, чтобы та отвязалась, и, сухо сказав, что ей ничего не нужно, направилась к диванчику. — Нет, пожалуй, вот что: завари-ка мне ромашки,— приказала она. Но у нее не было ни желания, ни необходимости пить ромашку. Просто хотелось поскорее избавиться от прислуги, раз уж нынче нельзя прямо посылать ко всем чертям излишне любопытных служанок.
Она сделала глубокий вздох, чтобы прийти в себя, и в тысячный раз, вытянув пальцы левой руки, посмотрела на кольцо. Она его не сняла, но ей казалось, она чувствует надпись, выгравированную с внутренней стороны кольца: «Розанне от Гуидо». Подарок восемнадцатилетней давности. Ее день рождения пришелся на один из тех коротких моментов, когда Гуидо начинал верить, что наконец-то счастье ему улыбнулось, — и только лишь потому, что в кармане у него завелось немного лишних денег. Бедный Гуидо!
— Бедный Гуидо, — еле слышно повторила она уже вслух и инстинктивно сжала кулаки. Она не чувствовала ничего, кроме ненависти, смертельной ненависти. Ни горя, ни жалости к убитому — ничего! Ее не пугали ни неприятные хлопоты, ни надоевшие допросы. В душе у нее была только ненависть к тем, кто убил ее несчастного, невезучего мальчика. Кому-то он казался хитрым? Ловчилой? Бездельником? Никто не знал, что он просто был еще совсем мальчишкой. «Послушай, Роза, на этот раз я устроюсь. Вот увидишь». Она никогда у него не спрашивала, как, где, зачем и почему. Даже в детстве она не задавала ему никаких вопросов. Ему нравилось строить из себя этакого парня себе на уме, ни с кем не откровенничать, а уж меньше всего, конечно, с девчонкой. А кроме того, разве не он был старшим? Он мог позволить себе так к ней относиться. «Правильно делаешь, что не задаешь вопросов», — однажды похвалил он ее, когда они пошли вместе в кино. В скупой похвале содержалось важное указание, и она запомнила его на всю жизнь.
Эта идиотка с идиотской чашкой в руках уставилась на нее — служанка вся дрожала от желания продемонстрировать свое сочувствие.
— Что? Уже готово? — злобно пробурчала хозяйка. Все они проворны, только когда не надо работать. А так жди три года, пока подойдет к телефону.
— Поставь там, да поживее!
Розанна Паскуалетти подождала, пока обиженная женщина вышла, оставив за собой открытую дверь. Если хочет, может хоть совсем уйти. Эта свинья Россетти, немного для приличия выждав, принялся теперь лапать и ее. Пусть убирается.