Лола и любовь со вкусом вишни
Шрифт:
Когда комната наконец погружается в темноту, неведомая сила заставляет меня подняться с пола и включить гирлянду. Я потягиваюсь, разминая затекшие мышцы, и заглядываю в окно.
Интересно, приедет ли Крикет домой на эти выходные?
От этой мысли я начинаю нервничать. Понятия не имею, зачем парень расспрашивал обо мне Энди и Сент-Клэра. Есть лишь три варианта, один невероятней другого. Возможно, Крикет так и не завел друзей в школе и решил вновь обрести в моем лице верного друга. Ведь он приезжает домой на выходные уже две недели подряд. А
Или, возможно, я ему нравлюсь. По-своему.
Мне так хорошо, так радостно жилось до возвращения Крикета, без всех этих головоломок. Лучше бы он не обращал на меня никакого внимания. С Каллиопой мы по-прежнему не общаемся, так с какой стати я должна общаться с Крикетом? Я подхожу к окну и с удивлением обнаруживаю на его окне полосатые занавески.
А потом в его комнате зажигается свет.
Я задергиваю шторы. Прислоняюсь к стене и чувствую, как колотится сердце. Сквозь щель между шторами виднеется силуэт. Это однозначно Крикет Белл, и он бросает на пол две сумки – почтальонскую сумку на ремне и рюкзак. Потом направляется к окну, и меня охватывает ужас. А вдруг он окликнет меня по имени?
Крикет отдергивает занавески, и вокруг тут же становится светлее. Из бледной тени Крикет Белл превратился в человека из плоти и крови. Я отступаю еще дальше. Парень вдруг резко замирает на месте. В комнате появляется еще одна фигура. До меня доносится тихий девичий голос. Каллиопа!
Я не могу прятаться вечно. Занавески на моем окне толстые, им можно доверять. Глубоко вздохнув, я возвращаюсь к своему шитью – и тут же делаю дырку на образце. У меня вырывается проклятие. Из соседнего дома доносится смех, и на одну жуткую секунду меня охватывает чувство, что они заметили мое неловкое движение. Но это всего лишь приступы паранойи. Их смех не имеет ко мне никакого отношения. Как же бесит, что они до сих пор имеют на меня столь сильное влияние.
Я знаю, что мне нужно делать. Звоню Максу, и он тут же поднимает трубку:
– Эй!
– Привет! Как проходит вечер? Когда ваш выход? – В клубе грохочет музыка, и я не слышу ответ. – Что?
Слышно какое-то неразборчивое бурчание.
– После одиннадцати, – наконец доносится до меня.
– А… понятно. – Мне нечего добавить. – Я по тебе скучаю.
Опять бурчание, бурчание, бурчание, бурчание…
– Что? Извини, тебя не слышно!
Бурчание, бурчание… Неудачное время! Бурчание…
По-моему, Макс говорит мне, что ему нужно идти.
– Ладно! Увидимся завтра! Пока!
Щелчок на другом конце трубки, и Макс пропадает. Лучше бы я ему написала. Но только не сейчас – не хочу его отвлекать. Он не любит болтать перед концертом.
Звонок больше разволновал меня, чем успокоил. Смех возле соседской двери звучит снова, и мне хочется запустить своими рабочими ножницами в окно Крикета, заставить близнецов заткнуться. Но я сопротивляюсь искушению. Звонит телефон, и я жадно хватаю трубку:
– Макс!
– Мне нужно, чтобы ты попросила Натана забрать меня.
Это не Макс.
– Где
– Потому что он описается от злости, а я не хочу сейчас разбираться с зассанцами, – измученным, раздраженным голосом сообщает она.
Я останавливаюсь как вкопанная:
– Только не снова!
– Владелец дома сменил замки, и мне пришлось взломать квартиру. Мою собственную квартиру! Они назвали это инцидентом.
– Инцидентом? – спрашиваю я, и Натан тут же открывает глаза. Не дожидаясь ответа, я с отвращением протягиваю ему трубку: – Нора хочет, чтобы ты забрал ее под залог.
Натан, выругавшись, хватает трубку:
– Где ты? Что случилось?
Он вытягивает из своей сестрицы ответы, одновременно надевая туфли и нащупывая ключи от машины.
– Я возьму твой телефон, ладно? – бросает отец на ходу. – Скажи Энди, куда я поехал. – И выходит за дверь.
Моя мать уже не первый раз звонит нам из отделения полиции. У Норы большой тюремный стаж, ее вечно сажают за какие-нибудь глупости вроде воровства замороженной лазаньи или отказа уплатить штраф Городскому транспортному управлению. Когда я была маленькой, причины были посерьезнее: пьянство в общественном месте или нарушение общественного порядка. И поверьте, в этом городе, чтобы человека загребли в полицию, он должен быть пьян в стельку или вести себя как отморозок.
Энди воспринимает новости совершенно спокойно. Всем нам нелегко общаться с Норой, но Энди, наверное, тяжелее всего. Ему она не мать и не сестра. И я уверена, в глубине души он мечтает от нее отделаться. Как и я.
Когда я была маленькой, близнецы Беллы как-то спросили, почему у меня нет мамы. Я сказала, что она была пакистанской принцессой – про принцессу я услышала по телевизору – и отдала меня родителям, потому что ее муж, принц ада, убьет нас, если узнает о моем существовании.
– Так ты принцесса? – спросила Каллиопа.
– Нет. – Я покачала головой. – Моя мама принцесса.
– Значит, ты тоже принцесса, – благоговейно произнес Крикет.
Каллиопа недоверчиво сощурилась:
– Она не принцесса. Нет никаких принцев ада и пакистанских принцесс.
– Они есть! – закричала я громко. – И я есть!
И все же я прекрасно помню, как кровь прилила к моим щекам при следующей встрече с Беллами. Они пришли в полдень, и я сразу поняла, что попалась.
Каллиопа скрестила руки на груди:
– Мы знаем правду. Родители все нам рассказали.
– Твоя мама и вправду бездомная? – спросил с сочувствием Крикет. – Поэтому ты не можешь с ней жить?
Это был один из самых позорных моментов моего детства. Когда одноклассники задавали неудобные вопросы, я отвечала просто: «Я с матерью не знакома. Никогда ее не видела». В истории моего удочерения не было ничего необычного, все очень обыденно. Иметь двух пап в нашем городе не является чем-то из ряда вон выходящим. Как-то раз, несколько лет назад, мы с Крикетом смотрели телевизор. Внезапно он повернулся ко мне и спросил: