Ломаная прямая
Шрифт:
– За искусство, – сказал он, и первый чокнулся с девочками бокалом с ультрамариновой смесью.
– Жизнь коротка, искусство – вечно! – поддержал Савойский, который после танцевального номера почувствовал себя совершенно как дома. (Что было вполне естественно, потому как его любимая дочь Вера также занималась бальными танцами, и с предметом архитектор был знаком не понаслышке).
Неожиданная вербальная активность Савойского не прошла незамеченной.
– Кстати, об искусстве, –
– А то, – мгновенно отреагировал полный благодарных чувств Савойский, – качество гарантирую!
«Зря он так спешит, – думал Карагодин, – конечно, если насчёт сухого закона в Порт–Саиде – правда, почему бы и нет…».
Солнечный луч отразился в бокалах с Араратом, преломился, распался на тысячу частей, и по белому потолку пробежали янтарные сполохи.
Дегустация, сдобренная экспертными комментариями и просто житейскими обобщениями, оказалась неожиданно масштабной. Снова всплыл вопрос о диковинных табу развивающихся стран на благородные напитки, и когда выяснилось, что запас Арарата ополовинен, Короляш процесс остановил, сказал, что таких бравых ребят никакие глупые запреты, возможно, и не коснутся, и было решено взять оставшиеся пол-ящика для переговорных нужд в Российском консульстве. – Это ведь наша территория, – резонно обосновал он. – И законы там наши, правильные законы.
«Чего ж это я раньше не додумался…» – негодовал на себя Карагодин.
Неожиданно оказалось, что чудное застолье всего-навсего транзитный аэропорт, а реальная жизнь состоится в ресторане Пекин, где у Короляша всегда заказанный стол.
Теряющий ориентиры Карагодин затребовал связь. Натыкал кнопочки радиотелефона Дарьи, сказал, что в Москве, что едет к ней. Махнул очередной коктейль, всё забыл, набрал Алёну Лиепиньш, услышал в трубке знакомое:"Говорите, дорогой мой человек…" – ойкнул, опомнился, дал отбой. Попросил Короляша доставить его к Дарье и был препоручен заботам Петрухи.
– Встречаемся на Войковской в 10.00, в центре платформы, – сказал на прощанье Савойский. – Ты как себя чувствуешь?
– Как может чувствовать себя человек, которого ждёт любимая женщина?
– Ну, понятно, понятно. Береги себя, нас ждут великие дела.
Ну, здравствуй, странник. Экой ты смешной какой!
Дарья Алейникова мерила лайковыми сапогами периметр своей гостиной, закусывала губку, думала:
– Где он мог застрять? И голос у него был какой-то странный. Вот, скотина. Тут ехать от силы полчаса.
С неким изумлением она вдруг поняла, что просто соскучилась по своему такому ненадёжному, но всё-таки, такому милому дружку, которого последние годы она называла «поволжский сиделец».
– Знаю, знаю, – перебивала его просвещённая красавица, – …но в погоне за светом и пространством сначала робко проникнет за пределы атмосферы, а затем завоюет все околосолнечное пространство”. Только
там нет воздуха!
– Нет! – хихикал профессор, и на его щёчках выступал старческий румянец, – откуда же ему там взяться!
– И чем же они будут дышать?! – Дарья в притворном ужасе коснулась ланит острыми кончиками накладных ноготков.
– Воздух им будет не нужен! – торжественно говорил Болонкин. – На земле, обретаясь в своей такой нестойкой, но такой ээ… привычной телесной оболочке они накопят весь… ээ… пакет информационного багажа, – интеллектуального, чувственного, социального, этического и, конечно же, нравственного, – а затем этот самый, как его… экспирьянсный пакет с помощью специальных технологий будет перенесён на микрочип, который, будучи помещён в оболочку из чистейшего титана, снабжённую фотонным мотором, сможет обитать при любых температурах и в любой точке мирового пространства, питаясь солнечными светом и реликтовым излучением!
– Царица небесная!.. – округляла глаза Дарья и снова переходила в наступление: – Но, позвольте, профессор, зачем же им там, в космосе, ну, положим, нравственность!
– Как зачем! Как зачем! – горячился Болонкин, – это тоже… ээ-э… определённого рода …. знание.
– Они что, будут жить семьями, любить друг друга, изменять? – иронический задор Дарьи рос с каждым словом.
– Ну, изменять, хе-хе, они, конечно, не смогут… – лавировал Болонкин.
– Кто бы сомневался, – там же абсолютный нуль!
– Ну, да, – соглашался Болонкин, понимал, что попадает в силки хитроумной красавицы, и фальшиво изумлялся:
– Откуда вы знаете? Читали мою статью про Е-существо в Сайентифик Америкэн?
– По ТВ говорили. Показывали космический модуль Эндевер, и сказали, что при абсолютном нуле эта железная штука будет дееспособна только 14 лет, так что ваше Е-существо – утопия.
– Beg you pardon, Xan Xanych, – шёл на выручку незадачливому америкосу Карагодин, – wanna have some «Emerald Dry»?