Лондон

Резерфорд Эдвард

– Хотя произносится «Дукет», – говорила она с непреклонностью истинной англичанки.

Но это, огорчалась она, последний раз, когда он искренне старался ее порадовать. Теперь у нее было имя, дом, но остальное…

– Счета, мадам. Вы видели их?

Леди Сент-Джеймс издала слабый звук, который мог означать что угодно. На счета она не взглянула.

– Они внушительны, леди Сент-Джеймс.

– Мы в нужде? – спросила она невинно. – Мне придется продать Педро? – Она вздохнула. – Умоляю, милорд, не говорите, что мы разорены!

– Не

совсем, – произнес он сухо.

Он знал о подозрениях жены, считавшей, что он богаче, чем признавал. Действительно, расцвет колониальной торговли и новшества в сельском хозяйстве ежегодно наращивали его и без того солидный доход, что было характерным для его класса. Даже расходы на лондонский дом смягчались тем обстоятельством, что большая часть мяса и прочих продуктов еженедельно доставлялась подводой из кентского имения. А нынче утром он получил чертежи нового боктонского особняка, хотя не собирался говорить об этом жене.

– Мы не разорены лишь потому, что я живу по средствам, – заявил граф. – Мадам, здесь на триста фунтов счетов от разных лавочников.

Леди Сент-Джеймс подняла глаза – и голову бы тоже, да побоялась испортить труды Бальтазара.

– Возможно, все и не нужно оплачивать, – предположила она.

Щедрость леди Сент-Джеймс, столь мило являвшаяся слугам, не распространялась на торговцев.

Лорд Сент-Джеймс приступил к чтению. Счета от модистки, за чай от Твайнинга, от сапожника, от портнихи, двух парфюмеров, Флеминга-пекаря и даже от книготорговца. На большинство леди Сент-Джеймс отзывалась слабым стоном или бормотала: «Грабеж!», «Не может быть!». Наконец он дочитал все.

– Портнихе придется заплатить, – сказала она твердо.

Другой такой ей в жизни не найти. Леди Сент-Джеймс чуть подумала. Она предполагала, что счета не врут, но ее раздосадовал пекарь. Она устроила большой прием и задумала, по ее выражению, декорировать зал пирожными. Прием не имел успеха.

– Дайте-ка мне счет от пекаря! – вскричала она. – Я скормлю ему эту бумажку!

В действительности она хотела бросить счет в огонь. Пекарь Флеминг мог подождать. Невелика птица.

Графиня надеялась, что теперь-то муж уйдет. Как бы не так. Вместо этого он откашлялся:

– Мадам, я хочу обсудить еще одно дело. – (Она молча ждала.) – Речь идет о роде де Кеттов, мадам. Я третий граф. И у меня все еще нет наследника. – (Очередная пауза.) – Необходимо что-то предпринять. – Он вперил в нее взгляд. – Я не сомневаюсь в своих способностях.

– Да-да, разумеется. – Она была на грани обморока.

– Когда же, мадам?

– Скоро. У нас сейчас столько дел! Сезон… – Она взяла себя в руки. – Мы же поедем летом в Боктон? На природу? – Миледи выдавила улыбку. – В Боктоне, Уильям.

Так его звали.

Но, несмотря на улыбку, ей было трудно выразить хоть малую толику многообещающего одобрения. Жена может избегать мужа, но не вправе постоянно

отказывать ему. Одна беда: его присутствие неизменно отбивало у нее всякую охоту.

Почему? – задавалась она вопросом. Что он такого сделал? Вполне достойный мужчина. Правда, порой графиня желала ему быть не таким осторожным. Хоть бы супруг совершил какое-нибудь безумство, но не в ущерб их благополучию, признавала она. Тогда чего ей хотелось? Год назад она бы едва ли ответила. Но сейчас?

Сейчас она вожделела Джека Мередита. И поскольку тот был в Лондоне, муж сделался невыносим.

– Вы мне уже дарили наследника, – мягко напомнил граф.

– Я помню. – Она прикрыла веки.

«Боже, зачем он об этом?»

– Простите. Бедняжка Джордж.

Это была запретная тема – смерть младенца, которого не стало восемь лет назад. Лорд Сент-Джеймс по сей день не постиг, как такое случилось, а для ее светлости, тогда совершенно убитой, сей предмет превратился в табу. Лорд Сент-Джеймс только что нарушил правило. Но нынче он был далек от раскаяний.

– До лета далеко, – произнес он и вышел, оставив ее в ошеломленном молчании.

Леди Сент-Джеймс сидела в полном одиночестве.

Та ночь. Ужас ночи восьмилетней давности, когда родился ребенок.

Роды затянулись; впоследствии она какое-то время лежала без сил и дремала, радуясь, что все позади. Ей не понравилась беременность. Быть столь огромной, такой неуклюжей – кошмар. Но теперь она наконец переживала успех. Родился мальчик, которого назовут в честь деда: Джорджем. Однако главным для нее было то, что он наследник графа и с момента рождения обладает собственным титулом: маленький лорд Боктон. Услышав плач, она велела няньке принести малыша. Улыбнувшись, подняла повыше, чтобы рассмотреть его при свете свечи. И вмиг остолбенела.

Она рассчитывала на хорошенькое дитя. По крайней мере, белокурое, в родителей. Но волосы у маленького существа уже были темны. Еще диковиннее выглядела белая прядь посередине. Но даже она не шла в сравнение с тем, что обнаружилось следом. Разжав большим и указательным пальцем крохотный кулачок, графиня увидела нечто новое.

Она тихо вскрикнула. Ребенок родился с перепонками.

– Это не мой! – завизжала она. – Вы подсунули мне чужого! Куда делся мой?

– Да нет же, ваша светлость! – забожилась нянька. – Это ваш!

– Ведьма! Воровка! Не может этого быть!

Но тут вошел врач и заверил ее, что таким уж тот уродился.

«Боже правый, – подумала она, – как показать такое страшилище?» Ее охватил ужас: из-за ребенка, из-за себя, – но нет, она не виновата, и ужас вызвал муж, заставивший ее выносить этакое чудовище.

– Заберите его! – крикнула она и рухнула на подушку.

К счастью, дела призывали лорда Сент-Джеймса на север Англии, и он намеревался оставить ее в Лондоне одну. А у нее к тому времени созрел план.