Лонгборн
Шрифт:
– Видишь ли, Хилл, новый съемщик – молодой человек. Холостяк. Холостой молодой человек с очень большим состоянием.
Миссис Хилл пошатнулась, примериваясь к заваленному подушечками дивану на случай обморока. Молодой холостяк собирается поселиться по соседству. Это означало веселье и радостное воодушевление в хозяйских комнатах. Это означало пикники, увеселительные прогулки – и горы дополнительной работы для обитателей нижнего этажа.
– Да-да. Девочкам просто необходимы новые наряды, чтобы он мог влюбиться в одну из них, и мне тоже – надо же показать, что мы почтенная семья
Хорошо хоть Джеймс сейчас на подхвате. Лишняя пара рук, да еще мужских и молодых, – он сможет быть форейтором вместо мистера Хилла.
– Я поговорю с мистером Беннетом, – согласилась миссис Хилл, – раз вы правда этого желаете, мэм.
– Хорошо, – кивнула миссис Беннет и опять опустилась на диван, оставив миссис Хилл стоять. – Только не тяни с этим, Хилл. И налей-ка мне порцию моего бальзама. У меня вконец истерзаны нервы.
Миссис Хилл откупорила бутылочку, до половины наполнила рюмку и протянула его хозяйке. Выпив, та прикрыла глаза и, казалось, успокоилась. Миссис Хилл оставила ее и поспешила в кухню. Хлебное тесто поднялось уже выше края миски – твердая круглая масса, вся в трещинах. Экономка вывернула его на посыпанную мукой столешницу, ногтями счистила со стенок миски остатки и принялась месить. Она приподнимала его и с силой бросала на стол, колотила по нему кулаками, подсыпая муки. Когда немного позже в кухню заглянул мистер Хилл, ему хватило одного взгляда, чтобы понять – не стоит напоминать ей о своем чае. Вместо этого он тихо уселся у очага, дожидаясь, пока его заметят.
Сара там однажды бывала – давным-давно, еще до того, как в Лонгборне появилась Полли. Ее послали передать в подарок окорок, когда у Беннетов закололи свинью. Тогда величественные колонны особняка в Незерфилде были сплошь в разводах зелени и пятнах сырости. Двери отворил сухопарый привратник в ливрее – траченной молью и в сальных пятнах. Он выглянул из неосвещенного холла и, строго посмотрев на нее единственным зрячим глазом – на другом тускло блестело бельмо, – осведомился, чья она девчонка. Потом шире распахнул скрипучую дверь и кивком предложил войти.
Внутри было холодно, гулко, по стенам блуждали тени. Девочка шла по коридорам, увешанным зеркалами, полуслепыми от бурых пятен и плесени, и уставленным мебелью, укутанной в чехлы. Замерзший окорок, запеленатый в ткань, будто младенец, оттягивал руки. Привратник довел Сару до гостиной, где повалился в кресло и замер, откинув голову и раскрыв рот, измученный путешествием до дверей и обратно.
В комнате было душно, хоть и холодно. Пахло лекарствами, камфарой, мочой и совсем слабо чем-то сладким. Ломберный стол был уставлен посудой из разных сервизов. В углу приткнулась кушетка, где на смятых простынях что-то лежало. Сначала Саре показалось, что это груда тряпья, но груда вдруг зашевелилась, повернулась и улыбнулась девочке. Те зубы, что еще оставались во рту у леди, совсем почернели.
– Хочешь кусочек кекса, малышка?
Сара помотала головой, положила окорок, попятилась к дверям и бросилась наутек по коридору. Она сумела сама открыть тяжелую входную дверь. И, спотыкаясь, бежала целю милю в сторону Лонгборна, а когда совсем запыхалась и перешла на шаг, то шла торопливо, то и дело озираясь через плечо. Запах того дома, приторно-сладкий запах тления, преследовал ее потом не один день.
Сегодня, уже совсем взрослой, Сара вновь приближалась к Незерфилду. На сей раз вместо тяжелого мерзлого окорока
С хрустом ступая по гравиевой дорожке, тщательно разровненной граблями и прополотой от сорняков, Сара подняла глаза на величественную, отчищенную от зелени колоннаду. Что и говорить, перед ней был уже не тот дом, где соседскую девчонку-служанку могли принять с парадного входа. Сара свернула на боковую тропинку и, пытаясь отыскать дверь для слуг, пошла в обход дома. Рамы в окнах были подняты, чтобы впустить свежий воздух и проветрить комнаты; внутри пахло свежей краской. Краешком глаза Сара заметила белоснежный потолок, мебельные чехлы, водянистое зеркало.
У барышень и миссис Б. прямо с языка не сходил этот мистер Бингли. Они уже немного познакомились, но слугам мало что было о нем известно. Когда мистер Бингли заезжал в Лонгборн, они с мистером Б. угощались канарской мальвазией в библиотеке и, на диво, обошлись без чьей-либо помощи. Для Джеймса возможность позаботиться о лошади мистера Бингли, превосходном вороном мерине, была, кажется, скорее удовольствием, чем лишней тяготой.
Но сейчас речь шла о приглашении на семейный обед, и миссис Б. уже волновалась по поводу рыбы и супа, поскольку, что ни говори, обед по всем правилам куда сложнее приготовить, нежели обычный. Необходимо произвести впечатление, но так, будто у вас и в мыслях не было произвести впечатление. Обед следует подать превосходный, однако гостям должно казаться, будто семья так обедает каждый божий день.
Особое внимание миссис Б. уделила письму и, высунув от усердия кончик языка, старательно вывела слова приглашения на лучшей бумаге, какая нашлась в доме. Миссис Хилл также отнеслась к этому со всем тщанием: когда Джеймс спустился с посланием из комнаты для завтрака, она схватила конверт с подноса, осмотрела, щурясь, а потом решительно протянула Саре:
– Только смотри, поживей, не зевай по сторонам. Ты мне здесь нужна, поможешь с пирогами.
Дверь была простая, маленькая, не иначе вход для слуг. Никто не ответил на стук, так что Сара просто открыла ее и пошла на шум, к кухне. Скорее всего, там она сможет передать письмо какому-нибудь лакею, который доставит его наверх. Еще не успев ни с кем заговорить, Сара уже начинала волноваться: ну разве не странно, что с приглашением является горничная, а не лакей? О чем только думала миссис Хилл?
На что ж им тогда мистер Смит, как не на то, чтобы носиться по всей округе, выполняя поручения господ?!
Сара бочком прошла в двустворчатую дверь и оказалась в поместительной кухне. Никто ее даже не заметил. В гулком, просторном помещении царила сумятица. Девушка заметила повара в синей куртке, тот расхаживал, заглядывая под крышки кастрюль. Три кухарки резали лук и крошили порей, слуги то и дело вбегали и выбегали. Ароматы ошеломляли: и мясо, и вино, и томящееся на огне варенье. И тут к ней подлетел лакей – высокий, в нарядной ливрее и пудреном парике.
– Простите… – Он замолчал и отступил.
Лицо у него было очень смуглое. Сара украдкой взглянула на руки: вдруг такие же коричневые, как лицо. Но на нем были белые перчатки, так что проверить не удалось. Закусив губу, Сара снова подняла глаза: лакей был поразительно хорош собой – и поспешила отвернуться, потому что смотреть на человека в упор неприлично. С пылающими щеками она уставилась себе в ноги.
– Не могу ли я быть вам полезен?
Слова были английские и произнесены на весьма благородный манер. Не решаясь встретиться с ним взглядом, Сара вынула тщательно составленное письмо миссис Беннет и протянула ему: