Лорд и королева
Шрифт:
— Да, Джон, — просто ответила она.
— Ты тогда станешь счастливой, Джейн. И я тоже!
Он был уверен в ее согласии — так же, как был уверен в том, что в один прекрасный день станет командовать людьми. Ей почему-то не пришло в голову, что это довольно самонадеянно с его стороны, но, если бы и пришло, то тогда в ее глазах самонадеянность стала бы добродетелью.
Пока они ехали легким галопом по полям, она думала об их будущем, о свадьбе, об их будущих детях.
Он тоже думал о будущем, но не о своей совместной жизни с Джейн. Любовь Джейн он принимал как должное. Казалось,
Они поженились, когда Джону было девятнадцать, а Джейн только исполнилось восемнадцать. Они продолжали мирно жить в доме сэра Ричарда — совсем близко от двора, но не при дворе.
Король изменился: он уже не был тем беззаботным мальчишкой, его совесть уже не так будоражила его, а теперь еще придворным удалось убедить своего повелителя, что сэр Эдмунд Дадли был предателем, который навязал народу огромные тяготы и заслужил свою судьбу. Что, мог спросить себя король, подумают его подданные о монархе, который осыпает почестями потомков такого человека?!
Нет, король не проявит расположения к Дадли, он не примет при дворе сына предателя.
У Джейн тем временем родился первенец, а Джон, который все еще чувствовал стыд и унижение того дня на Тауэр-Хилл, готовился к отъезду, он был полон решимости завоевать славу на поле битвы, если нет славы при дворе.
Джейн рыдала не переставая, провожая его во Францию.
— Но почему ты не можешь остаться? — спрашивала она с тоской. — На что тебе слава? У нас есть все необходимое для счастья. Наш малыш, твой тезка, и, дай Бог, будут еще дети.
— Да! Непременно, — сказал Джон. Конечно, у него будет много детей! Дети — особенно девочки — приносят пользу могущественным людям, ведь через них куются связи с величием и богатством. Но у Джейн свое предназначение, у него — свое. Она должна наградить его множеством сыновей и несколькими дочерьми, а он вернуть имени Дадли былую славу.
Он проявил себя на службе у Чарльза Брэндона, герцога Саффолкского, который был женат на сестре короля Марии. С поля битвы Джон вернулся сэром Джоном Дадли.
Это был огромный шаг вперед.
Быстро шли годы. Джейн выполняла свое предназначение более успешно, чем Джон — свое.
Она подарила ему четверых сыновей и троих дочерей, и теперь снова ждала ребенка.
Джейн долго будет помнить этот день. Она чувствовала себя вполне счастливо в их поместье в Челси. Она думала о своих любимых детях и гадала, кого же вынашивает на этот раз: мальчика или девочку.
Какую радость дарили ей ее четверо очаровательных сыновей!
О короле бродили разные слухи. Говорят, он мечтает о сыне. Как бы он завидовал ей, если бы увидел ее четверых! Поговаривали, что в его глазах всегда вспыхивал огонь, когда он глядел на чужих сыновей.
Какие там при дворе полыхали страсти! Какие рождались слухи! Неужели король на самом деле возьмет Анну Болейн в жены? Сделает ли он ее королевой? Однажды Джейн видела, как очаровательная Анна проплывала по реке на своем баркасе. Поговаривали, что король становится
Она, конечно же, была бы рада, если бы Джон осуществил свою заветную мечту — участвовать в дворцовых интригах. Но иногда, наблюдая, как он ходит взад и вперед по их апартаментам, по лужайкам, и смотрит невидящим взглядом на проплывающий по реке баркас, она несказанно радовалась тому, что он не принимает участия в жизни двора. Она часто вспоминала великого человека кардинала Уолси, который пошел навстречу своей судьбе и умер от разрыва сердца. Она бы не хотела для Джона такой судьбы. Но что за нелепое сравнение! Ее Джон и великий кардинал! Но ведь и Уолси когда-то были простыми людьми, подобно отцу Джона.
Она мечтала, чтобы он не был Дадли, чтобы у него было более счастливое прошлое, чтобы он оказался человеком, имевшим простого отца, который бы не возносился высоко, а тихо умер бы в своей постели.
Джон вернулся домой в величайшем возбуждении. Кажется, судьба вновь улыбнулась ему.
Уже прошло более двадцати лет с тех пор, как Генрих обезглавил Эдмунда Дадли, и по прошествии двадцати лет король, очевидно, решил, что теперь уже можно простить человека, постоянно напоминавшего ему о его собственной вине.
Джейн следила за Джоном, когда тот сходил со своей лодки, с величайшей поспешностью пересекал лужайку, выкрикивая ее имя; никогда еще его голос не звучал так ликующе.
— Джейн, дорогая женушка, меня назначили герольдмейстером!
Она почувствовала, как неспокойно забилось ее сердце, но ведь Джон так радуется, наверное, и она должна казаться довольной. Она всегда по его виду решала, как ей вести себя с ним, чтобы быть такой, какой он хотел ее видеть.
— Джон, что… это значит?
— Что это значит! Это значит, что король решил, что я достоин такой чести, что ему не следует мной больше пренебрегать. Это значит, что к нам вернулось расположение короля.
— О, Джон… каким образом?
Но он не отвечал. Улыбка не сходила с его лица, а глаза были устремлены на реку в направлении Вестминстера и Гринвича.
И так случилось, что их пятый сын появился на свет в новых покоях Джейн в лондонском Тауэре.
Она назвала его Робертом.
В первые же недели его жизни она поняла, что он не только самый красивый из ее сыновей. Он оказался и самым из них крепким, у него рос густой пушок на голове, глаза его блестели более ярко, чем, ей казалось, могут вообще блестеть глаза, и он с самого начала умел настоять на своем.
Его отец почти не обращал на него внимания. Да и зачем? Он готовился взойти на вершину могущества. Роберт был всецело предоставлен Джейн в первые месяцы своей жизни. Никакие няни не могли отнять его у нее. Он был самым любимым ее ребенком — ее маленьким Робином.
Как она жалела бедную королеву Екатерину, влачившую одинокое существование в крепости Кимболтон. Ребенок вроде Робина мог бы стать для этой бедной леди ее единственной радостью.
Но сейчас другая королева молила бога о сыне.