Лорд и своевольная модистка

Аллен Луиза

Она витала в облаках до самого завтрака. Спустившись, она увидела, как лорд Стейнгейт, совсем не похожий на нежного любовника из ее мечты, поедал вырезку с кровью и оживленно беседовал о политике со своим отцом. Реальность оказалась настолько далека от ее чувственной фантазии, что она улыбнулась, не покраснев, занимая свое место за столом.

— Почта, милорд! — объявил Уотсон. Лакей поставил рядом с прибором графа серебряный поднос.

Лорд Нарборо отложил «Морнинг кроникл» и начал перебирать письма. Те, что предназначались жене и дочерям, он вернул на поднос и велел лакею отнести их леди Нарборо. Он передал Маркусу и мисс Прайс письма, предназначавшиеся им. Пока все вскрывали конверты и обменивались новостями,

Нелл занялась омлетом.

— Мария Хеммингфорд заболела свинкой, — сообщила леди Нарборо. — Какая досада — перед самым началом сезона!

— Торговец тканями не может подобрать вам шелк в полоску, Онория. — Диана протянула леди Онории несколько образчиков. — Он спрашивает, подойдет ли такой?

— Вам известно что-нибудь о родословной упряжных лошадей Натли? — спросил Маркус, поворачиваясь к графу. — Посредник уверяет, будто… отец!

Дамы, увлеченно разглядывавшие шелковые лоскутки, не сразу заметили, как изменился тон у Маркуса. Только Нелл насторожилась и повернулась к графу. Тот пристально смотрел на развернутый листок бумаги. Оттуда выпала веточка с зелеными листьями, похожими на иголки. Нелл почувствовала пряный запах, напомнивший о тепле, о лете.

— Розмарин! — невольно воскликнула она. — «Розмарин — это для памяти…» [5] , да?

Отец и сын одновременно повернулись к ней, и она вдруг поразилась их сходству. Две пары серых, как кремень, глаз не мигая смотрели на нее.

— А что он вам напомнил, мисс Латам? — буркнул Маркус, и Нелл сжалась. Опять тайны, опять угрозы… и, кажется, она снова что-то сказала не так.

Глава 8

Лорд Нарборо довольно долго молча растирал между пальцами пахучую веточку. Потом он бросил ее на бумагу, из которой она выпала, взял свою почту и встал. Он был бледен, но не шатался. Маркус, который собирался было поддержать отца под локоть, поспешно отдернул руку.

5

Слова Офелии из «Гамлета» (акт 4, сцена 5).

— Извини меня, дорогая, — обратился граф к жене. — Маркус, ты не проводишь меня в кабинет?

— Да, конечно.

Нелл ошеломленно смотрела на лорда Нарборо. Если она как-то замешана в новой посылке, значит, она хорошая актриса. Маркус мрачно посмотрел на нее, злясь на себя за то, что хочет ей доверять.

Граф решительно сжал челюсти. Маркус понял: пережив удар после первой угрозы, посылки с веревкой, граф стал сильнее — словно закалился.

— Мисс Латам процитировала Шекспира: «Розмарин — это для памяти», — заметил он, закрывая за ними дверь кабинета. — Вы что-то вспомнили, отец?

— О да. — Граф сел за дубовый стол и жестом пригласил Маркуса занять стул напротив. — В ту ночь, когда погиб Кит Хебден, я застал их с Уордейлом в саду, перед нашим лондонским особняком… Они боролись под окном моего кабинета. Я тебе рассказывал. — (Маркус кивнул.) — Тогда была сильная гроза с громом и молнией. Все промокли насквозь. Но гроза усилила ароматы… Под моим окном рос куст розмарина.

— Сейчас его нет. — Маркус с трудом вспомнил, что посажено у их городского особняка.

— Я приказал его выдрать. Сражаясь, они упали на него. Листья розмарина были повсюду, все пропахло розмарином… Теперь, стоит мне понюхать розмарин, как я вспоминаю тот день… — Граф рассеянно поднес к носу веточку. — Розмарин и запах крови… Я пригласил их обоих к себе, чтобы поговорить о розысках шпиона, предателя, затесавшегося в наш круг. Но меня запиской вызвали в министерство иностранных дел. Оказалось, дело пустячное — какой-то клерк неправильно расшифровал депешу. Позже мне пришло в голову, что меня намеренно хотели выманить из дому.

— Ты

вернулся домой, зашел в кабинет и увидел, что большое окно открыто, — кивнул Маркус. Он слышал страшную историю перед Рождеством, когда Вериан привел к ним в гости своего нового помощника и молодой человек принялся расспрашивать графа о прошлом.

— Хебден умер на мокром камне, у меня на руках. Он сказал только: «Верити… veritas [6] ». Его последние слова показались мне лишенными смысла. Я решил, что он бредит. Верити тогда была совсем младенцем. Рядом с Хебденом стоял Уордейл — весь в крови, с ножом в руке. Он сказал, что, когда он пришел, Кит уже был смертельно ранен, а он лишь вытащил нож и попытался помочь ему. Откуда сам Уордейл пришел ко мне, он не сказал, я и сам догадался. Он был с Амандой, женой Кита.

6

Истина, правда (лат.).

— Значит, изменник, о котором вы упомянули тогда за ужином, был Уильям Уордейл, лорд Лейборн?

Прежде отец не называл ему имени.

— Да. Конечно, и Хебдена нельзя назвать безупречным. Своеобразный человек! В начале брака, когда он считал жену бесплодной, он взял в свой дом своего незаконнорожденного сына и заставил жену воспитывать мальчика. Он был очень умен и задирист. Его задевало, что мы, его друзья, — графы, а он — всего лишь барон. И он всячески стремился одержать над нами верх, доказать свое умственное превосходство. — Граф пожал плечами. — И в самом деле, он значительно превосходил меня в математике и расшифровке тайных кодов. Да, он отличался надменностью, бывал груб с женой… И все же мы все дружили и работали сообща. Уордейл не имел права соблазнять Аманду.

— Может, ей хотелось утешения, вот он ее и утешил. — Маркус почему-то думал не о несчастной жене Хебдена, а совсем о другой женщине. — Но зачем убивать мужа? По-моему, все наоборот. Потерпевший — Хебден, он и должен был нанести удар.

— Мы так и не узнали, был ли Уордейл предателем, — медленно проговорил его отец. — Кит убеждал нас, что почти расшифровал перехваченные секретные письма. Доведи он свою работу до конца, и личность предателя была бы установлена. — Граф поднес веточку розмарина к пламени свечи, и она затрещала, занялась и превратилась в пахучий уголь. Граф брезгливо отряхнул пальцы. — После смерти Кита ни его заметок, ни писем не нашли. След остыл, а шпион прекратил свою деятельность.

— Как и следовало ожидать, если он сидел в тюрьме, — заметил Маркус.

— Вот именно. Как мог я защищать Уордейла? Как мог я не рассказать о том, что видел собственными глазами? Он был моим лучшим другом — но он убил человека у меня на глазах, и он, очевидно, предал свою страну. Как я должен был поступить?

Граф растравлял старую рану; прошлое не давало ему покоя.

— Вы поступили совершенно правильно, отец, — ответил Маркус — он искренне верил в то, что говорил. — Итак… Шелковая веревка, на которой вешают представителей знати, веточка розмарина — память о той страшной ночи. Кто-то напоминает о гибели Хебдена, поисках предателя и казни Уордейла.

— Но кто пытается оживить прошлое — и почему именно сейчас? — Граф провел рукой по волосам.

— Мне почему-то сразу приходит в голову сын Уордейла. Он тогда был совсем мальчиком, но вырос, лелея в душе ненависть.

— А твоя мисс Латам — его сообщница? Не верится… Она кажется мне очаровательной молодой женщиной.

— Очаровательной во всех отношениях была и Лукреция Борджиа, — мрачно заметил Маркус. Нельзя расслабляться, особенно сейчас, хотя… тело призывает поверить ей, а разум готов согласиться с телом. — Она что-то от нас скрывает, и, насколько я могу судить, у нее не одна тайна.