Лорд и своевольная модистка
Шрифт:
— Вы имеете какое-то отношение к веревке и веточке розмарина? — вдруг спросил лорд Нарборо.
— Нет! — Нелл прикусила губу. — Но кое-что мне бы действительно пока не хотелось открывать. Понимая это, лорд Стейнгейт подозревает меня во всех смертных грехах! Но даю вам слово, милорд, я понятия не имею, зачем кто-то прислал их вам!
— Что ж, тогда больше не будем о них говорить. А, Эндрюс! Будьте добры, принесите нам кофе с печеньем. А если кто-нибудь спросит, где мисс Латам, прошу вас, отвечайте, что не видели ее с завтрака.
— Хорошо, милорд.
— Ну, а теперь… — Граф снова сел в кресло, сцепил пальцы рук и смерил ее доброжелательным
— Зачем вам это знать, милорд?
— Сейчас объясню. Как по-вашему, сколько денег у меня уходит в год на шляпки для трех дам?
— Сто гиней? — предположила Нелл.
— Почти триста. И поэтому мне очень интересно, как делают шляпки. Хочу знать, на что тратятся мои деньги!
К тому времени, как прозвучал гонг к обеду, Нелл забыла о Маркусе, о своем огорчении, даже о том, кто тот человек, с которым ей так уютно. Они с графом выпили кофе, съели все печенье; он расспрашивал ее о шляпках, поддразнивал, рассказывал о последнем выводке щенят в конюшне и о том доме, в котором они сейчас находятся.
— Здесь в самом деле было убежище священника?! [7] — охнула Нелл.
— Да, потайная комната, которой пользовались во время Гражданской войны [8] , — как вы понимаете, наша семья была на стороне короля. — Джордж Карлоу благожелательно улыбнулся своей собеседнице. — Знаете, дорогая моя, вы мне кого-то напоминаете. Жаль только, не могу вспомнить, кого именно. Ваша улыбка…
— А… — Нелл всегда говорили, что она — копия матери. Вот только цвет волос папин. Ну конечно! Раз лорд Нарборо был близким другом ее отца, значит, он и с мамой наверняка был хорошо знаком. — Кажется… звонят к обеду?
7
Убежище священника — потайная комната, где укрывались католические священники во время преследования католиков.
8
Гражданская война — события 1642–1652 гг., известные также как Английская буржуазная революция.
Так ничего и не вспомнив, лорд Нарборо встал.
— Действительно. Пойдемте вниз?
За обедом Нелл села между Верити и Онорией. Боялась она напрасно: Маркус так и не вышел. Через полчаса — всякий раз, как открывалась дверь, она вздрагивала — Онория разрешила ее сомнения, заметив:
— Жаль, что Маркус уехал в Эйлсбери не спросив, что нужно для нас купить!
— Он поехал в банк, дорогая, — ответила ее мать. — А ужинать будет у Уоллисов. Едва ли можно ожидать, что он станет ходить по галантерейным лавкам!
— Мог бы и меня взять с собой к Уоллисам! — не сдавалась Онория. — Я уже сто лет не разговаривала с Джорджиной!
— Кажется, он решил ехать в последнюю минуту. Он заедет к ним наудачу, — ответила леди Нарборо. — Если погода позволит, на следующей неделе мы пригласим к себе Джорджину и Гарриет погостить.
Итак, Маркус вдруг уехал — лишь бы не встречаться с ней. Нелл охватила глубокая тоска. Как он посмотрит на нее при следующей встрече — с жалостью или с презрением?
В тот вечер Нелл рано ушла к себе. Смешанные чувства по отношению
Дневник лежал на дне шкатулки. Нелл не сразу решилась достать его. Красная сафьяновая обложка потерлась; когда она открыла дневник, оттуда выпал сухой цветок и тут же рассыпался в прах.
Стиснув в кулаке носовой платок, который дал ей лорд Нарборо, Нелл начала читать.
Через час она отложила дневник. Глаза ее были сухими. В 1795 году ее отца, Уильяма Уордейла, графа Лейборна, признали виновным в убийстве Кристофера Хебдена, барона Фрамлингема, в саду лондонского особняка Карлоу. Лорд Нарборо увидел его над умирающим Хебденом. Отец был весь окровавлен и стоял с ножом в руках. Любовницей отца была Аманда, жена Хебдена. Но хуже всего, как написала мать, поливая страницы дневника слезами, — графа Уордейла подозревали в шпионаже в пользу Франции, хотя вслух об этом не говорилось. Имя Аманды также удалось сохранить в тайне.
Отца лишили титула и земель — значит, ее брат Натан ничего не может наследовать. А потом отца повесили.
Застывшая, потрясенная, Нелл убрала дневник и заперла шкатулку на ключ. Совпадение исключено! Кто-то нарочно втянул ее в заговор против Карлоу. Но зачем? Если ее отец был виновен, он заплатил за свои преступления ужасную цену. И его семья тоже расплачивалась вместе с ним. Зачем вспоминать прошлое и впутывать ее в заговор?
Если таинственный мститель убежден в невиновности ее отца, почему не пришел к ней, не рассказал обо всем откровенно? Похоже, кто-то решил отомстить обоим семействам…
Часы пробили полночь. Лорд Нарборо часто ложился поздно; Нелл своими ушами слышала, как графиня пеняет ему за это. Возможно, он еще не спит… Надо пойти к нему и все рассказать!
Не дожидаясь, пока ее решимость ослабеет, Нелл накинула капот, сунула ноги в домашние туфли, взяла свечу и вышла в темный коридор.
Из спальни графа не доносилось ни звука. Из-под двери не пробивалась полоска света. Нелл прислонилась к стене, чувствуя себя странно опустошенной. О чем она только думала? Глупо заводить подобные разговоры среди ночи, не говоря уже о том, чтобы идти в спальню к мужчине. Гораздо лучше поговорить с ним утром, внушала она себе, дрожа не только от холода.
Вдруг из-за двери донесся тихий звон — как будто разбилось стекло. И снова тишина.
Нелл покосилась на дверь. Может, граф нечаянно разбил стакан с водой? А если ему нехорошо, если у него снова сердечный приступ? Нельзя делать вид, будто ничего не произошло! Она бесшумно повернула ручку, вошла и услышала со стороны постели ровное дыхание. И тут она почувствовала дуновение ветра, от разбитого окна. Краем глаза она уловила какое-то движение. Свеча погасла от сквозняка, но на фоне окна чернел чей-то силуэт. Гибкая фигура, которую она уже видела раньше!
Нелл бросилась к окну. Блеснул металл. Ее грубо отшвырнули в сторону. Она споткнулась, не нашла за что ухватиться и упала. Открыла рот, чтобы закричать, но голова ударилась обо что-то твердое. Комната вдруг закружилась перед глазами. Потом ее окутал мрак.
Глава 9
— Спокойной ночи, Эндрюс, — сказал Маркус дежурному лакею, который запер за ним дверь и снова сел на стуле у двери. Поднимаясь по лестнице, он услышал, как часы во всем доме бьют полночь.