Лорд Малквист и мистер Мун
Шрифт:
— Дублинский негр должен говорить, как жиденок?
— Лорд Малквист сказал, что ты кокни.
— Вы меня в краску вогнали, — сказал О'Хара и затрясся от хохота.
Мун оттолкнулся ладонями от кареты. К нему тихо подошел осел и посмотрел на него. Уличные фонари бледнели на фоне кроваво-оранжевого мироздания, и фасад дома подхватывал тени на уступы и подоконники, выявляя подробность, которую скрывал закат. Медная табличка на камне вновь ожила, возвещая:
Мун
— Послушай, ты не заметил, какого цвета О'Хара?
Воскресший Христос таращился на Муна, пытаясь его узнать, затем его взгляд прояснился.
— Славное утречко, ваша честь.
— О'Хара, кучер.
— Негр-то? А что такое?
Мун сел за стол. Воскресший Христос потянулся, встал и подошел к окну.
— Чудесный вид.
Мун не открывал глаз.
— Пора отчаливать.
Он услышал, как Воскресший Христос открывает кран и сморкается.
— Пища в брюхе и место, чтоб преклонить голову, — сказал Воскресший Христос. — Я вас еще увижу, когда придет время, — пообещал он.
Мун слепо кивнул.
— Ну так я вас благословляю. Только вот возьму этот ломоть хлебца своему ослу.
Мун подождал, пока Воскресший Христос не уйдет, а затем, не открывая глаз, на ощупь отыскал дорогу к задней двери, открыл ее и вышел на холод. Успокоенный запахом гниющих овощей, он открыл глаза и оказался в темном огражденном дворике.
Окно кухни было заделано заподлицо с кирпичами большой прямоугольной доской. На ней белела бумажка, и Мун, приблизив к ней лицо, смог ее разобрать. Она гласила: «Петфинч-корт, южный сад» и «Панахромные фрески преобразят ваш вид из окна».
Мун почувствовал огромную благодарность. Возможно, это все объясняло. Когда он вернулся на кухню, там стоял ошарашенный Воскресший Христос.
— Ночь на дворе, — сказал он. — Меня ж гусиным перышком можно было сбить с ног.
Мун повернулся к окну и изучил вид. Теперь, когда на кухне горел свет, он выглядел не столь эффектно, но, пронизав взглядом свое отражение, он наконец смог уловить перспективу. В сумерках высились далекие серые холмы.
Когда-нибудь все это будет твоим, сын мой. В Петфинче всегда был Мун, и я знаю, что ты будешь нести наше имя с честью. Скачи во весь опор и преодолевай препятствия как мужнина. Итон будет тебе в новинку после академии мисс Бленкиншоу, но принимай удары судьбы так, как их принимал я, и играй, играй. Старина, и я хочу, чтобы ты пообещал мне: что бы ни случилось, ты позаботишься о своей матери.
Воскресший Христос тронул его руку:
— Мистер Босуэлл?
— Мун, — поправил Мун. — Босуэлл — это компания.
— Ага. И чем же вы занимаетесь?
— Последующими поколениями, — ответил Мун. — Я занимаюсь последующими поколениями.
— Последующими поколениями?
— Это побочное занятие. Я историк.
— Правда?
— Да, это, черт подери, правда, — отрезал Мун, прошел мимо Воскресшего Христа — тот двинулся следом — и вошел в пустую
На письменном столе стояла лампа. Он включил ее и откинул столешницу, открыв нечистые, аккуратно сложенные стопки бумаги, одна из которых была много больше остальных и не такая аккуратная. Все верхние страницы были неравномерно заполнены заметками, сделанными убористым почерком.
— А у вас тут много чего, ваша честь.
— Это для книги, — объяснил Мун. — Я пишу книгу.
Он взял один лист и прочел на нем два слова:
Греки
Еще один лист гласил: История есть продвижение Человека в Мире, и начало истории есть начало Человека. Посему
Мун скомкал оба листа и швырнул их в мусорную корзину. Пошарил в ящике, пока не нашел коробочку, почти доверху заполненную белыми карточками. Он протянул одну Воскресшему Христу, положил коробочку на место и закрыл ящик. Воскресший Христос поднес карточку к лицу и насупился на нее.
Если вы просыпаетесь в остроумном настроении, если вы готовы поделиться с миром своей мудростью — не рассчитывайте на устное слово, не теряйте веры. Пошлите за Нашим Человеком Босуэллом, летописцем, — он проследит ваши шаги и запишет ваши слова. Последующие поколения обеспечены. Соблюдение авторских прав. Организация публикации. Две копии прилагаются.
«Я почти мертв, а никто не знает, что я когда-либо жил» — Анон.
Десять гиней в день. Работа понедельная.
— И что это?
— Тут написано, — пояснил Мун, — что я предлагаю нечто вроде жизни после смерти. Мы занимаемся одним и тем же.
— Так это вы?
— Сзади стоит мое имя. И адрес. Вот здесь, видишь? Вот чем я занимаюсь.
— Матерь Божья, прошу прощения, ваша честь.
— Не за что.
— А я думал, у вас тут бордель.
— С чего ты это взял?
Воскресший Христос задумался.
— Ей-ей, и сам не знаю.
Муну нечего было сказать. Он чувствовал себя в комнате как в ловушке, без малейшего понятия или благовидного предлога к каким-нибудь словам или действию. Он наугад двинулся к двери, проводя пальцем по предметам меблировки, пытаясь рассеять чувство, будто он изображает движение, и вышел в прихожую. Там он тоже почувствовал себя заблудившимся. Помедлив, он поднялся наверх и постучал в дверь спальни.
— Кто там?
— Я, — ответил Мун.
— Тогда входи.
Джейн и девятый граф сидели на кровати. Она разделась до пояса, а лорд Малквист держал ее правую грудь, нажимая тут и там с видом отстраненной заинтересованности, как будто пытался извлечь из нее какой-нибудь звук. Бездвижное платье Джейн распласталось на ковре: павлин, которого переехал автобус. На Муна они не взглянули. Джейн рассеянно поигрывала волосами лорда Малквиста.
Наконец девятый граф выпрямился.
— Похоже, сердце в порядке, — заключил он.