Лорд Малквист и мистер Мун
Шрифт:
— Редкостная штука, ваша честь.
Мун вернулся к телефону:
— Алло.
— Мари?
— Нет. Я могу ей что-нибудь передать?
Короткая пауза.
— Мари ведь здесь живет? — спросил голос в трубке.
— Она здесь работает, — ответил Мун.
— Да, понимаю. Я звоню по ее объявлению.
— По объявлению?
— Я бы хотел заскочить. На уроки, понимаете?
— Уроки?
— По французскому. Исправительные.
— Извините, — сказал Мун. — Ее сейчас нет.
— Так. А еще кто-нибудь есть?
— Еще кто-нибудь?
— Какая-нибудь другая девушка?
— Вы имеете в виду Джейн?
— Да, сойдет.
— Она моя жена.
— А… Ну, это ведь вам решать, не так ли? Я заскочу.
— Она не знает французского, — сказал Мун. — Только то, что учила в школе.
Пауза подольше.
— В школе?
— Да. Вы ее друг?
— Не совсем. Но я в полном порядке, не волнуйтесь. Она ведь исправительная?
— Исправительная? —
— Строгая.
— Да нет, не совсем. Скорее веселая.
— Веселая?
— Да.
— Так. Послушайте, а когда освободится Мари?
— Не знаю, — ответил Мун. — Я бы перезвонил завтра. Но, может быть, у нее выходной — это же суббота.
— Послушайте, я в полном порядке, понимаете?
— Да, конечно.
— Ну так я еще позвоню.
— Я передам ей, что вы звонили, — пообещал Мун. — Как вас представить?
— Юргбраун.
— Простите?
— Браун, — яростно сказал человек.
— А… хорошо. Тогда до свидания.
Он повесил трубку. Бомба зловеще улыбалась ему. Он положил ее на ладонь и осмотрел, поставив одну ногу на кровать и утвердив локоть на вздернутом колене. «Ступай теперь в комнату к своей даме и скажи ей, что, хотя бы она накрасилась на целый дюйм, она все равно кончит таким лицом: посмеши ее этим… Ее губы будут розовы, как кости, а глаза — зелены, как пепел». [9]
9
У. Шекспир. «Гамлет», V, 1 (перевод М. Лозинского с незначительными изменениями).
Он посмотрел на гранатовое сопло бомбы и перевернул ее, чтобы разглядеть утопленный часовой механизм и ключ, который безвозвратно высвободит ее энергию. Интересно, будет ли она тикать? Мун сжал ее ладонями, пока его тело не лишилось крови и вновь не наполнилось ею. Он насухо вытерся полотенцем, завернулся в него, положил бомбу рядом с телефоном, прошел по мокрому следу к двери в ванную и постучал.
— Кто там?
— Я, — ответил Мун.
— Чего тебе надо?
— Записную книжку. Я забыл там записную книжку.
— Тогда входи.
В ванне плескалась пена. Джейн и девятый граф — виднелись только их головы — лежали и в оцепенении опиумного блаженства смотрели друг на друга сквозь дымку. Джейн приветственно подняла облепленную пеной руку, но не оглянулась. Лорд Малквист лежал с закрытыми глазами, опустив голову на краны. Его одежда была аккуратно переброшена через вешалку для полотенец.
— Редактору «Таймc», — сонно бормотал он. — Здравствуйте, милый мальчик. Ваша жена как раз рассказывала мне о вашей проблеме. Примите мой совет: воспринимайте это как благо и больше не думайте об этом. — Он сдул небольшой хребтик пены перед своим лицом. — Редактору «Таймc». Сэр. Позвольте воспользоваться гостеприимством ваших колонок, с тем чтобы ознакомить ваших читателей с научным принципом, пришедшим мне в голову в ванне. Он касается измерения объема предметов эксцентрической формы наподобие кубка, или пианино, или швейной машинки, или чего бы то ни было, что не определяется удобным образом своей высотой, шириной и глубиной. Мне пришло в голову, что если указанный предмет поместить в прямоугольный или цилиндрический сосуд с водой, то его объем будет представлен легко измеряемым количеством воды, которую он вытеснит. Ваш и т. д., Малквист. — Его голова опустилась ниже, а одна нога поднялась из пены, капая, как у прокаженного. — У меня ноги скрипача, — заметил он и, опустив ногу, по-видимому, уснул.
— Какая такая проблема? — спросил Мун.
— Дорогой, только не делай вид, что у тебя нет проблем. Они у всех есть.
— Ты в этом ничего не понимаешь.
— И у тебя их больше, чем у остальных.
Закутанный в полотенце Мун опустился на пол, обмякнув, привалился к краю ванны и приник ртом к ее уху.
— Джейн… — Он говорил очень тихо. — Позволь мне. Пожалуйста. Я одинок.
Она лежала с закрытыми глазами и тихо дышала.
— Дорогой, ты не сделаешь для меня кое-что?
— Да, — выдохнул Мун. — Джейн, я сделаю для тебя все что угодно.
— Тогда потри мне носик. — Она сморщила лицо в поросячье рыльце.
Мун опустил голову на край ванны и вытер об него лоб. Джейн потерлась лицом о его волосы, и он опять задрожал от любви.
— Так-то лучше!
Когда он посмотрел на нее, ее лицо разгладилось, лишилось выражения. Мун встал.
— Этот ковбой, тот, что на улице.
Джейн молчала.
— Он называл тебя Фертилити. [10]
Она молчала.
— Фертилити! — Он горько и хрипло рассмеялся и собрался уходить.
10
Fertility —
— Ты забыл записную книжку.
Он осмотрел ванную, но не увидел ее. Обыскав полки, подоконник и углы, он плюнул и открыл дверь.
— Держи.
Рука Джейн высоко поднялась из пены, сжимая записную книжку. Он взял размякший томик и застегнул его.
— Ты выронил ее в ванне, когда туда рухнул. — Она закрыла глаза.
Джейн и девятый граф трупами лежали в волнующейся пелене. Они не взглянули на него, и он вышел в холодный коридор, закрыв за собой дверь.
Наверху лестницы Мун опять остановился. Воскресший Христос привалился к дверному проему гостиной, ухмыляясь, точно менестрель. Бокал с джином совершенно неподвижно стоял у него на лице, сопротивляясь взгляду Муна. Воскресший Христос изменил угол наклона и упал, но умудрился удержать бокал вертикально, перекатившись и извернувшись под ним, как дрессированный тюлень, и опять вскочил на ноги все с той же ухмылкой.
— Вот это выпивка, — сказал он. — Мы двинем вперед, одетые в тончайший лен, и выкурим фаристимлян и филисеев из храма Святого Павла, это уж как пить дать.
Он рыгнул, с претенциозностью плохого актера тронул свободной рукой губы, поклонился, подмигнул, скрестил ноги и упал на спину, вертикально прижимая бокал к груди.
Мун спустился вниз и переступил через его тело. Верхний свет — люстра — был включен. Он выключил его, оставив гореть только лампу на столе и еще одну, которая стояла посреди разноцветных бутылок на шкафчике в углу. Включил электрокамин и поднес к теплу записную книжку, пытаясь разлепить страницы. Написанное расплылось бледными оттенками синего. Он положил записную книжку на плоский верх камина и открыл письменный стол. После некоторых трудов отыскал список имен, который задумчиво прочел. Положил его на место, достал письмо и прочитал следующее.
Воскресенье.
Дорогой мистер Мун!
Настоящим подтверждаю соглашение, достигнутое в нашей беседе. Я намереваюсь воспользоваться услугами «Босуэлл инкорпорейтед», а именно Вашими, сроком на один год и принимаю условия оплаты в размере двух тысяч гиней в год, выплачиваемых вперед раз в квартал, из расчета не более двадцати и не менее двадцати двух рабочих дней в календарный месяц; Ваши обязательства заключаются в том, чтобы сопровождать меня по моему требованию не более шести часов в день с возможностью четырех дополнительных, оплата которых будет оговорена, и записывать моиизречения, общие наблюдения, перемещения и т. п. полно и достоверно, обеспечив меня двумя копиями Вашего дневника.
Когда Вы получите это письмо, то поймете, что я пишу Вам в день смерти героя нации. Упоминаю это потому, что считаю данный момент подходящим для нашего начинания. Я чувствую, что необычайная скорбь, выжимаемая из чувствительных людей и навязываемая им, является последним пережитком эпохи, понятия которой о величии более никуда не годятся. Он жил в эпоху, которая считала историю драмой, разыгрываемой великими людьми; он заслуженно прослыл человеком действия, вождем, который вознес личное участие до уровня священного долга, вдохновляя своих людей засучивать рукава и принимать деятельное участие в делах мира. Я думаю, что, возможно, подобное поведение более никого не вдохновляет и не соответствует событиям, — такая философия сейчас сомнительна, а ее последствия больше нельзя приписывать судьбе индивидуума. По этой причине его смерть вполне может означать, что фигуру героя сменит Стилист, зритель как герой, человек бездействия, который не осмеливается засучить рукава из страха перепачкать манжеты.
Ибо Стиль есть эстетика, врожденная и ни с чем не связанная, а в наши ненадежные времена это добродетель. Все мы обладаем безмерной способностью причинять вред, а посему единственный моральный вопрос стал выбором самого заслуживающего получателя. Но понятие сражения обесчещено, и сейчас время отступиться от него. Я остаюсь в стороне, подавая только лишь свой пример.
Я считаю вполне приемлемым, если плоды нашего сотрудничества будут издаваться дважды в год. Посему я предпринял шаги для устройства публикации первого тома в июле. Я всячески уверен в Ваших писательских способностях и в том, что Ваше перо изобразит меня достойным восхищения. Кстати, одна из моих целей — увековечить в языке свое имя (напр., лорд Кардиган, Сэндвич и т. п.), и я надеюсь, что Вы мне в этом посодействуете.
Если Вы с этим согласны, заезжайте на Куин-Эннз-Гейт в четыре часа пополудни в следующую пятницу. Я надеюсь, что после предварительных обсуждений Вы сопроводите меня в мой клуб на обед. Боюсь, что пища будет отвратительна, но мое воображение взыгрывает в неблагоприятной обстановке.
Искренне Ваш,
Малквист.