Лорд-обольститель

Холт Виктория

Вначале Вильгельм не понравился Кендалу. Он даже спросил меня, обязанли он общаться с этим неинтересным мальчиком.

— Он бегает намного медленнее, чем я, — презрительно заявил мой сын.

— Именно поэтому ты и должен стать ему другом.

— Кроме того, он очень глупый.

— Это ты так думаешь. Кто знает, возможно, ты ему тоже кажешься глупым.

Такой подход ошеломил Кендала, и он призадумался. Позже я заметила, что он внимательно наблюдает за Вильгельмом, видимо пытаясь

понять, в чем заключается истинная ценность того или иного человека.

Когда Вильгельм смог решить арифметическую задачу быстрее Кендала, это стало поворотным моментом в их отношениях. Об этом мне рассказала Жанна. Кендал получил доказательство того, что кое в чем Вильгельм превосходит его, и это послужило для него хорошим уроком.

Жанна умела обращаться с детьми. Она устанавливала правила, которые никому не позволялось нарушать, и, похоже, мальчики это понимали и принимали. То, что Кендал является лидером в играх, не вызывало сомнений, но на уроках Вильгельм, как правило, первым находил правильный ответ.

— Иногда я позволяю им хитрить, — делилась со мной Жанна. — Главное то, чтобы они оставались друзьями. Поэтому я делаю вид, что не замечаю, когда Вильгельм подсказывает Кендалу решение задачи. А Кендал начинает понимать, что если он быстрее бегает и лучше ездит на пони, а тем более если он на какой-то дюйм выше ростом, это отнюдь не делает его лучше Вильгельма.

В мое распоряжение предоставили ту самую комнату, где я в прошлый раз работала над портретом барона. Теперь я могла опять заняться живописью. Мальчики часто заходили туда, потому что Кендал очень любил рисовать.

Я дала краски и Вильгельму. Однако глядя на его рисунки, поняла, что художником он не будет.

— Попробуй рисовать карандашом, — предложила я ему. — А потом уже сможешь взяться за краски. Но вначале рисуй карандашом.

Вильгельм тогда нарисовал карандашом чье-то лицо, но я не могла понять, кого он хотел изобразить.

— Это мой папа, — пояснил он. — Видите… большой и сильный. Самый сильный человек в мире.

— Не похоже, — заявил Кендал, схватил карандаш и тут же сделал набросок, который и в самом деле очень напоминал барона.

На Вильгельма это произвело сильное впечатление. Он с грустью посмотрел на меня.

— Я очень хотел бы так хорошо нарисовать папу, — вздохнул малыш.

Я положила руку ему на плечо и заявила самым беспечным тоном:

— Гляди веселей, Вильгельм. Твой рисунок тоже неплох. Пойми, невозможно уметь все на свете делать хорошо. Мадемуазель Жанна говорит, что ты очень быстро решаешь примеры.

— Мне нравится решать примеры, — улыбнулся он.

— Вот видишь, — я наклонилась к нему и прошептала: — И ты решаешь их лучше Кендала… а вот он рисует немного лучше, чем ты. Ну и что? Он ведь мой сын, а я — художник. Его дедушка был художником, и его прапра… можешь повторить это очень много раз… в общем, все они тоже

были художниками. Это у нас наследственное. Так что ничего удивительного.

— Он похож на них. Когда я вырасту, то буду похож на своего папу.

Мы опять вернулись к тому, с чего начали. Он боготворил отца, который, в свою очередь, его откровенно игнорировал. Я опять ощутила, как в моей душе закипает гнев.

А Ролло постоянно изыскивал возможности остаться со мной наедине.

Я говорила себе, что, когда мы поселимся в Хижине, все будет проще. Затем мне вдруг показалось, что будет еще хуже. Я вообще не должна туда переезжать. Мне следует безотлагательно покинуть замок. Но куда я поеду? И как же Кендал? Он опять станет худым и изможденным.

— Вы жестоко обращаетесь с Вильгельмом, — упрекала я Ролло. — Почему вы ведете себя так, будто он вовсе не существует?

— Так мне легче терпеть его присутствие.

— Вымещаете свою мелочную ревность на ребенке? Мне это кажется низким.

— Милая Кейт, я не могу делать вид, что мне нравится этот ребенок. Каждый раз, когда я его вижу, то вспоминаю, кто он. Ублюдок Л’Эстранжа. Вы не можете требовать от меня, чтобы я обращался с ним, как с собственным сыном.

— Могли бы сделать вид…

— Я плохой актер.

— Уверена, что вы можете преуспеть в чем угодно, стоит только захотеть.

— Только не в этом. Единственное, чего бы я хотел, так это чтобы он никогда не попадался мне на глаза.

— А теперь все стало еще хуже. На днях я видела, как Вильгельм наблюдал за вами и Кендалом. Потом он подбежал к вам, а вы продолжали разговаривать с Кендалом так, будто бы кроме вас двоих никого не существовало в целом мире. Разве вы не видите, что с ним происходит?

— Я его вообще не вижу.

— Но мальчик буквально боготворит вас.

— Значит, я правильно с ним обращаюсь.

— Он был бы счастлив, если бы вы хоть изредка уделяли ему внимание.

— Ты слишком впечатлительна, Кейт. Направь свои сантименты в более достойное русло.

— И вам еще непонятно, почему я вас не люблю! Если бы вы внимательно на себя взглянули, то поняли бы, что вас никто не может любить.

— Ты сама себе противоречишь, Кейт. Всего минуту назад ты говорила, что мальчишка меня боготворит… Но почему, оставшись наедине, мы тратим драгоценное время на разговоры о нем?

— Потому что он мне интересен.

Он подошел и взял меня за руку.

— Мне очень тяжело, Кейт, — тихо проговорил Ролло. — Каждую ночь… ты рядом… но не со мной.

— Завтра я переселяюсь в Хижину.

— Все равно я буду думать о тебе по ночам.

— А мне, быть может, стоит подумать об отъезде в Англию. Там, наверное, все считают, что я все еще в Париже. И беспокоятся, конечно же. Разумеется, до них доходят новости из Франции.

— Я полагаю, об осаде Парижа известно всему миру.