Лотерея блатных
Шрифт:
Я замечаю директора – коренастого, совершенно лысого мужчину.
– Закройте двери! – приказываю я ему. – И попросите ваших подчиненных вернуться на свои места!
Он начинает действовать.
Я опускаюсь на колени возле трупа. Малышка Марго держит в правой руке уголок синего конверта. Я осторожно вынимаю его и кладу в мой бумажник.
Потом делаю Пинюшу знак подойти.
– Ты все видел. Можешь мне рассказать, как это произошло?
Он подкручивает свои усы, один из которых короче другого по меньшей мере на четыре сантиметра.
– Я
– Другие пострадавшие есть?
– Кажется, задело телефонистку
Мы начинаем ее разыскивать и находим полулежащей на стуле, смертельно бледную и с не представляющей опасности раной на голове.
– Вызывай «скорую»!
– Хорошо.
Я щелкаю пальцами и кричу:
– Служащую из окошка «До востребования»! Подходит усатая толстуха, уже описанная мне Пинюшем. Она весит пару тонн и напоминает статую из топленого свиного сала, сделанную Пикассо для продавца масла!
– Предупреждаю вас, дорогая мадам, – иду я в атаку, – что возлагаю огромные надежды на то, что ваши показания помогут поймать гнусного убийцу!
Она поправляет свои огромные сиськи и адресует мне жалкую улыбку.
– Какой кошмар, – вздыхает она. – Согласен. Вы передали этой несчастной первое письмо...
– Да.
– А второе отдали не сразу...
– Это правда... Я чуть не забыла о нем, потому, что фамилия на конверте стояла перед именем и я положила его немного дальше...
– Хорошо. Вы заметили свою ошибку, позвали девушку, отдали ей письмо... Каким из себя оно было?
– Очень толстым...
Она отводит указательный палец на добрый сантиметр от большого.
– Оно было тяжелым?
– Не меньше ста граммов...
– Скажите, оно было оплачено должным образом?
– Да.
– Значит, вы не брали с девушки доплату?
– В этом не было нужды.
– Вы не заметили штамп отделения, откуда было отправлено это письмо? Она пожимает плечами:
– Нет!
– Постарайтесь вспомнить!
– Я уже старалась. Вы знаете, к нам каждый день приходят сотни писем, и если бы я запоминала, откуда отправлено каждое...
Естественно! Я принимаю желаемое за действительное.
– Значит, если не считать веса, вы не заметили в этом письме ничего необычного?
– Нет, совершенно ничего. Конверт был синим... из очень плотной бумаги.
– Спасибо...
Я поворачиваюсь к Пино:
– Займись тут всем, старик...
– А ты куда? – спрашивает он.
– И сам толком не знаю... Мне надо проветрить мозги... Бросив прощальный взгляд на малышку Маргариту, я выхожу.
Фасады Парижа заливает солнце. Воздух теплый. При мысли, что рыженькая уже никогда больше не будет вдыхать парижский весенний воздух, у меня наворачивается слеза. Мстительным ударом кулака я давлю ее, как клопа!
Нет, нельзя распускать нюни. Действовать!
Я захожу в один бар на улице МарбЕф и заказываю двойной скотч. Проглотив его, чувствую, что в мои мозги поступают калории. В мрак моей души начинает проникать лучик надежды.
А знаете, почему ко мне возвращается надежд а? Потому что в определенном смысле – вы только не подпрыгивайте – я получил результат. Убийца проявился. Наконец-то расследование сдвинулось с мертвой точки, понимаете?
Конечно, я не узнал ничего конкретного и заплатили мы слишком высокую цену, но моя хитрость заставила преступника выйти из тени. Он сделал это способом, который я не предусмотрел, с коварством, достойным Макиавелли, но все-таки показал нам, что он здесь, затаился в темноте и внимательно наблюдает, готовый нанести новый удар. Надо вывести эту падлу из обращения, иначе начнется большая заварушка.
– Повторить! – кричу я бармену в белой куртке.
– Тоже двойной?
– Естественно.
Я уже немного окосел и чувствую, что после второго скотча совсем забухею, но именно это мне и надо, чтобы поднять дух.
Я пью пойло, полуприкрыв глаза, потом зову бармена. Он подбегает.
– С вас пятнадцать франков, месье! Я пожимаю плечами.
– До войны на эти деньги можно было купить столовую эпохи Генриха Третьего! Это его веселит.
– Попробуйте поднять себе настроение столовой эпохи Генриха Третьего, месье. Потом поделитесь впечатлениями!
– Очень остроумно!
Я достаю свой лопатник и натыкаюсь на клочок синей бумаги.
Это угол конверта. Осматривая его внимательнее, я обнаруживаю след чернильного оттиска штемпеля.
Бармен танцует на месте, ожидая, когда я наконец с ним рассчитаюсь. Я расстаюсь с двумя десятками, чтобы отделаться от него, и погружаюсь в изучение улики. Посветив с обратной стороны синей бумаги спичкой, я обнаруживаю три буквы. То ли штемпель был плохо смочен чернилами, то ли содержимое конверта помешало хорошо проштамповать марку, но я разбираю «си». Ставлю фунт изюма против фунта лиха, что это относится к адресу почтового отделения, откуда было отправлено письмо.
– Бармен! Телефонную книгу, пожалуйста!
– Она в кабине, месье!
С ума сойти, как услужливы в наше время люди! Иду пролистать издание ведомства Почт, Телеграфа и Телефона. Найдя страницу с адресами почтовых отделений Парижа, начинаю пробегать ее глазами и ногтем, интересуясь только последними буквами. Прочтя «Боэси», я вздрагиваю. Это подходит... Я продолжаю, но других совпадений не нахожу. Ладно, съездим туда... Странное дело...
Выйдя из бара, я замечаю большой магазин канцелярских принадлежностей. Поколебавшись, но зная, что надо всегда слушать свою интуицию, захожу в него и спрашиваю, есть ли в продаже синие конверты из бумаги, идентичной моему образцу. Я нахожу почти такой же и покупаю его.