Лотосовый Терем
Шрифт:
Ли Ляньхуа рассмеялся, поднял чашу, чествуя луну.
— Тогда… нет, тогда луна светила столь же ярко… Кроме как убить меня, ты совсем не думал о том, что будешь делать дальше? — неожиданно серьёзно спросил он. — Не собираешься основать секту «Иньюань», «Теюань» или какое-нибудь учение «Золотой уточки-мандаринки», банду «Золотой ворон»*?.. Или завязать с преступной жизнью, открыть зелёный терем или красный дворик, жениться, наконец?
Ли Ляньхуа играет с названием «Цзиньюань» (Золотой феникс с желтым оперением): «Иньюань» — Серебряный феникс, «Теюань» — Железный феникс. «Уточка-мандаринка» — ? (ян), часть слова ?? (юаньян)
— Зачем мне жена? — вопросом на вопрос ответил Ди Фэйшэн.
— Но каждый мужчина хочет жениться, — опешил Ли Ляньхуа.
Похоже, Ди Фэйшэна это позабавило.
— А ты? — взглянул он на собеседника.
— Моя невеста вышла за другого… — беззаботно отозвался Ли Ляньхуа, поднял голову и вдруг улыбнулся. — Двенадцать лет назад я пообещал им всем… что в день, когда Ваньмянь выйдет замуж, угощу всех свадебными сладостями. Я рад, что она вышла за Цзыцзиня… теперь ей больше не придётся страдать.
Он говорил сбивчиво и бессвязно, Ди Фэйшэн не вполне понял, допил вино и бесстрастно припечатал:
— Она всего лишь женщина.
Ли Ляньхуа поперхнулся.
— Амитабха, благодетель, с такими мыслями, боюсь, ты никогда в жизни не найдёшь себе жену. — Он с серьёзным видом сказал: — Женщины подобны нежным сливам, тонким изящным ивам, белому снегу и драгоценной яшме, плывущим облакам и прозрачным источникам, жемчугам и так далее. Они могут быть капризными и ласковыми по характеру, сильными и очаровательными обликом, обладать мудростью и добродетелью, выделяться образованностью и талантами — они сверкают всеми красками, и каждая не похожа на другую. Вот взять твою главу Цзяо, такие небожительницы рождаются раз в несколько сотен лет, разве можно равнять её с прочими женщинами? Из-за неё у тебя по всему телу наросты — по одному лишь этому понятно, что она поистине единственная из десяти тысяч, дивный цветок, выделяющийся среди других…
— Как только покончу с тобой, убью её, — снова усмехнулся Ди Фэйшэн.
— Да почему ты только и думаешь, как убить меня? — вздохнул Ли Ляньхуа. — Ли Сянъи умер уже много лет назад, бросившись в море, а я, с моими боевыми навыками как у трёхлапой кошки, в глазах Ди Фэйшэна и упоминания не стою, к чему так упорствовать?
— Ли Сянъи мёртв, но «Первый меч Сянъи» остался, — бесстрастно ответил Ди Фэйшэн.
— А, — начал было Ли Ляньхуа.
— Легко захватить Поднебесную, сложно сломать «Первый меч Сянъи», — всё тем же ровным голосом добавил Ди Фэйшэн.
— Если бы Ли Сянъи мог вернуться со дна морского, — вздохнул Ли Ляньхуа, — непременно поблагодарил бы тебя за подобную похвалу.
Ди Фэйшэн фыркнул и умолк.
Ли Ляньхуа разложил на столе Цзяо Лицяо кучу бумаг, бегло пролистал — среди них было множество писем. Некоторые он читал то горизонтально, то вертикально, наклоняя то влево, то вправо, и долго производил какие-то странные движения.
— Что ты делаешь? — безразлично спросил Ди Фэйшэн через некоторое время.
— Пытаюсь прочитать, что тут написано, — пробормотал Ли Ляньхуа.
— Ты не видишь? — Ди Фэйшэн посмотрел на его глаза. — Что у тебя со зрением?
— У меня перед глазами пятно… Вот такая большая тень… — Казалось, он говорил об этом ничуть не расстроившись, протянул
Прервав его на полуслове Ди Фэйшэн вдруг заговорил.
— В третий месяц года Белого Петуха, высоко поднялись травы, летают иволги, груша расцвела словно явился старый друг, итог уговора о лазурном чае туманен.
Ли Ляньхуа ахнул, но Ди Фэйшэн уже перевернул лист другой стороной.
— В письме лишь одна строка, и подписано оно только «Юнь», — равнодушно произнёс он.
Ли Ляньхуа заморгал.
— Бумага самая обычная, сюаньчэнская, на конверте печать с летящей птицей?
— Да, это почерк Юнь Бицю, печать Бай Цзянчуня, — Ди Фэйшэн говорил ровным голосом, не выражающим ни злорадства, ни сочувствия.
— Следующее, — вздохнул Ли Ляньхуа.
— Четвёртый месяц года Белого Петуха, убил Цзо Саньцяо. Всё, что упоминает барышня, считаю приказом. — Это было письмо, датированное четвёртым месяцем, а когда Ди Фэйшэн развернул датированное пятым, в его глазах блеснуло удивление. — Это карта ста восьмидесяти восьми тюрем «Сотни рек».
Карта оказалась не простая, а подробная, с чёткими примечаниями. Когда орден «Сыгу» разгромил «Цзиньюань», а Ди Фэйшэн упал в море и бесследно исчез, всех остальных членов секты либо захватили живыми, либо убили, и пленённых набралась целая толпа. Чтобы избежать обвинений в массовой резне, Цзи Ханьфо запер в подземные тюрьмы тех, кто совершил не так много убийств и чьи преступления были не слишком тяжёлыми, рассчитывая в будущем выпустить их на свободу, если они чистосердечно раскаются в содеянном. Таким образом, множество могущественных демонов остались в живых, и в ожесточённых боях, где мастер сражался против мастера, потери обеих сторон были невелики. Многие из прежних подчинённых Ди Фэйшэна ныне томились в ста восьмидесяти восьми тюрьмах.
В шестом письме Юнь Бицю подробно излагал Цзяо Лицяо всю горечь разлуки с ней в красочных и полных изящества выражениях, вкладывая в слова все свои блестящие литературные способности. В седьмом он отвечал на вопросы Цзяо Лицяо, сколько мастеров боевых искусств в усадьбе «Сотня рек», какие уязвимые места имеет новый орден «Сыгу» и тому подобное. В восьмом письме он давал ей советы… В результате в стопке набралось более двадцати писем, сообщники обменивались ими всё чаще. Сначала ослеплённый страстью Юнь Бицю жаловался на свои несчастья, а затем стал шпионом Цзяо Лицяо в «Сотне рек». Столь разъяривший Фу Хэнъяна план с гробом Лун-вана, вопреки ожиданию, принадлежал перу Юнь Бицю, он разрабатывал для Цзяо Лицяо стратегию как настоящий советник полководца.
Ди Фэйшэн зачитывал лишь ключевые строки из каждого письма и наконец добрался до последнего.
— Ли Ляньхуа подозрителен и хитроумен, неоднократно рушил большие планы, я убью его как просит барышня, не беспокойтесь, — он помолчал. — Это письмо без подписи.
Ли Ляньхуа сначала слушал увлечённо, а на словах «не беспокойтесь» нахмурился.
— Ты наелся?
Окровавленная одежда на теле Ди Фэйшэна высохла, вот только его всего покрывали жуткие уродливые наросты. Он бросил стопку писем на пол.