Ловчий
Шрифт:
— Гарик, погоди. Ты его хорошо знаешь?
— Поддавали на презентациях пару раз.
— Что он за мужик?
— Нормальный, не считая парочки бзиков.
— То есть?
— Страшно раздражается, когда искажают его уникальную фамилию.
— А в чем уникальность?
— Ну, «Волотов» — от древнеславянского «волот», что значит «богатырь». А всяк новый человек воспринимает ее как «Воротов», притом что обладатель слегка картавит.
— Ясно. А второй бзик?
— Ни в коем случае не называй издания, где он подрабатывает, газетенками, тем более бульварными.
— Ясно. Спасибо, что предупредил. Извини, а нельзя ли привести его с собой? В Домжур. Мне это очень важно. Я с ним потолкую, а позже мы с тобой смотаемся ко мне в гостиницу, посидим в ресторане. Я приглашаю, вечер у меня свободный. Последний вечер, Гарик, завтра я уезжаю.
— Уезжаешь?
— Дела. Поэтому и прошу устроить это рандеву.
— Ты хочешь говорить с ним тэт-а-тэт?
— Помилуй, какие секреты! Пообщаемся в тесном кругу. Водку он пьет?
— Как лошадь. Ладно. Я его вытащу.
— Ну, до встречи?
— Пока!
Несмотря на определенную дебелость, Волотов больше смахивал не на «волота», а на постаревшего крупного барбоса: вытянутая к мясистому носу багровая физиономия, обвислые щеки, жесткие, будто проволочные, усы.
За столик он уселся с видом человека, которому не привыкать к угощению за чужой счет.
— Волотов. — Протянув мне вяловатую ладонь, он затаенно выжидал.
— Просто Дима. — Глядя в его свинцовые глазки, я широко улыбнулся. — У вас редкостная фамилия. От древнеславянского «волот», так?
— Да-а… Приятно встретить в наше прагматическое время знатока древнеславянских терминов, — грассируя, ответил он.
— Вы мне льстите, — добродушно отозвался я. — Просто у меня был знакомый по фамилии Волотко. Всякий раз ему приходилось объяснять, что он никакой не «Володко», а именно — «Волотко», от «волота». Как тут было не запомнить!
— Волотко, говорите? Интересно… Люди с такой фамилией мне лично не встречались. Волотов, Волотовский, просто Волот — да, а Волотко — нет…
Гарик за его спиной едва сдерживался, но, подавив, наконец, смешок, заметил:
— Послушай, Витюша, мы же не в Англии, чтобы называть друг друга по фамилиям, тем более в приятные часы досуга.
— Кто бы спорил… — пробурчал тот, выбирая с блюда самый аппетитный бутерброд.
Я разлил по бокалам водку:
— За знакомство!
Не знаю, какую именно подготовительную работу провел Гарик, но Волотов не стал изводить меня лишними расспросами.
Единым духом осушив бокал, он проглотил бутерброд, взял второй и задумчиво произнес:
— Да-а, Мирзоев… Сделали из него козла отпущения… А ведь, в сущности, это был прирожденный бизнесмен. Хозяин. Сейчас он развернулся бы! Но тогда… Впрочем, и тогда он долго удерживался на гребне волны. Его хозяйство считалось образцово-показательным, а опыт рекомендовалось пропагандировать на самом высоком уровне…
(Даже так? Этот аспект
— Ежегодно на базе объединения проводились так называемые школы передового опыта, — продолжал Волотов, — куда приглашали и журналистов, как правило из ведущих газет со всего Союза. Однажды и ваш покорный слуга удостоился такой чести. — Он вздохнул: — Да-а, было времечко… Когда-то мои статьи ложились на стол министров, по ним принимались постановления… А сейчас вот сотрудничаю с бульварными газетенками: скандальчики, секс, полтергейст, экстрасенщина, интервью с писклявыми певицами, которым сидеть бы в сортире да кричать «занято!».
— Но ведь эта пресса пользуется популярностью у читателей, — возразил я. — Тем более важно, чтобы ее делали не халтурщики, а маститые зубры с богатым жизненным опытом.
Гарик, заслонившись от Волотова ладонью, ободряюще подмигнул мне.
— Конечно, — с важностью кивнул Волотов, поглядывая на бутылку. — В материале должна быть душа, даже если пишешь о навозной куче.
— В которой сокрыто жемчужное зерно! — хмыкнул Гарик.
Видя, что разговор начал отклоняться от магистральной линии, я быстро наполнил бокалы.
— Лично с Мирзоевым вам приходилось общаться?
— Разумеется. Я ведь брал у него интервью. Типичный азиатский раис. Невысокий, пузатенький, бритоголовый. В тюбетейке, несмотря на европейский костюм. Однако не глуп. Весьма не глуп. Хозяйство он создал высокорентабельное — без малейшей натяжки. Что дисциплина была строгая — это да. А как же без дисциплины? Все под контролем держал. И хлопок, и виноградники, и отары, и консервные цеха, и рыбные пруды… Всякую мелочь пускал в дело. Отходы перерабатывал… Конечно, что-то прилипало к рукам. Его побаивались. Не только дехкане, но и районные власти. Однако же, как мне позже рассказывал один человек, которому можно верить, Мирзоев за всю свою жизнь не произнес ни единого слова против Советской власти — ни на партсобрании, ни в кругу приближенных. — Заметно расслабившийся Волотов пристально посмотрел на меня: — А что вас, собственно, интересует?
— Я слышал о его причастности к наркобизнесу.
Волотов выпил, затем долго крякал и чесал затылок, наконец произнес:
— Расскажу вам один случай, о котором даже не заикался. Сначала, если по-честному, боялся, а после стало как-то ни к чему, да и забылось. Так вот…
Разместили нас, полтора десятка журналистов, большей частью москвичей, в уютном доме посреди прекрасного сада. Надо сказать, что на Востоке отношение к гостю особое. В каждом мало-мальски зажиточном доме есть специальная комната для гостей — обязательно лучшая, а в хозяйствах — гостевой домик, как правило в тенистом саду. Дом, в котором нас разместили, напоминал интуристовскую мини-гостиницу, сад же казался бескрайним. И это на фоне безжизненных, выжженных солнцем гор, представляете? Принимали нас великолепно. Каждый день — плов, шашлыки, горы фруктов и овощей, вино — рекой. А дынями — величиной с годовалого кабанчика — мы буквально обжирались.