Ловец человеков
Шрифт:
— Я успею до обеда вернуться в кастелло?
— Не обижайте нас, сир. Неужели мы отпустим вас без угощения?
— Я говорю не о еде, а о времени.
— Тогда прошу вас прогуляться по мысу. Там уже все приготовлено и в настоящий момент жарят для нас рыбу на костре. А уж печень трески, особо приготовленную, по-мурмански, мы захватили с собой.
— А саму треску только жарите или коптите тоже?
— И жарим и коптим. И холодным дымом и горячим. Мы угостим вас всем, что делаем сами для себя. На продажу, кроме ворвани и прочих продуктов из кита, мы только селедку солим в бочках. Еще вяленая рыба пользуется большим спросом
До оконечности мыса прогулялись неторопливо. Там у мурманов было сооружено из больших камней приличное ветроубежище. С небольшой саклей под дерновой крышей, снаружи больше походившая на кавказский сарай, чем на жилище. Под навесом сушилась треска, отобранная тушками сантиметров по сорок. На открытом очаге мальчишки-подростки жарили ее же. Ту, что не попала под стандарт для сушки. И сразу поедали жареху. Их рожицы блестели от рыбьего жира.
— Дядя Оле, — громко закричал один из них, увидев нашу компанию, — на север ушли два кита и один корабль.
Остальные парни стали быстрее съедать то, что держали в руках.
— Это и есть наши наблюдатели за морем, сир, — указал алькайд на этих пацанят.
Тех было шестеро. От десяти до тринадцати лет с виду. Чумазые от костра и одеты как беспризорники. Правда, не в лохмотьях, но в латаной-перелатаной одежке явно с чужого плеча. Но судя по отношению к ним со стороны мурманов, они явно им родня, а не воспитанники со стороны. Впрочем, если припомнить мое детство, то в деревнях и провинциальных городах до начала 70-х годов двадцатого века донашивать шоболы за старшими братьями или еще какими добрыми родственниками было нормой, а не исключением. Действовал наш советский секонд-хенд в родственных сетях, и без какой-либо коммерческой составляющей.
А вот сарайчик, хоть и неказистый по виду, оказался филиалом рояльной фабрики. Из него мальчишки ловко вытащили к о злы и столешницы, составив их во вполне приличный стол. За ними пришла очередь примитивных лавок, корзин со снедью и небольшого пузатого бочонка. Апофеозом этого действа стала чистая льняная скатерть, которой накрыли изрезанную столешницу.
Нашлись в корзинах и большие серебряные тарелки, на которые вывалили рыбу разнообразного копчения. Заранее все порезанное — бери и ешь. И свежей, жаренной на костре рыбы мальчишки натащили на оструганных деревянных досках.
Даже деревянную лоханку с водой притащили — руки мыть.
— Вам, сир, белого вина или эля? — начал угощать меня алькайд, едва расселись за столом.
Демократично расселись, без чинов.
— Такую рыбу грешно есть помимо пива, — передразнил я Пашу Эмильевича из «Двенадцати стульев», вдыхая аппетитный аромат копчений.
— Как точно сказано! — восхитился алькайд, вот только я не понял, искренне это он или по должности.
Появились разномастные серебряные кубки, надраенные до блеска самое позднее — вчера вечером. Мне поставили самый большой и тут же набулькали в него эля, который оказался слабо пенящимся лягером.
Я попробовал и понял, откуда у французского пива ноги растут по вкусовым качествам. Ни «Будвайзер» ни разу, даже не «Козел Велкопоповицкий» и уж тем более не «Крушовице». Больше напоминало «Жигулевское» производства юга Украины во времена СССР, если смешать его со «Стеллой
— Хмель сами растите? — спросил я, утолив первую жажду.
— Нет, сир, хмель — дикий. Пастухи у басков собирают его в горах и на рыбу у нас выменивают. Вон они горы — им тут рядом, — махнул он в противоположную от моря сторону.
— А почем? — впился я зубами в треску горячего копчения и чуть не застонал от наслаждения — ностальгия вкуса.
Надо отдать должное, мурманская рыбка была и жирней и нежней той, к которой я дома привык. У нас, как поговаривали, прежде чем треску коптить, с нее рыбий жир вытапливали. А тут он пока всем без надобности.
— Дык… корзина хмельных шишек на такую же корзину сушеной рыбы. Давно так повелось, — откликнулся алькайд.
Мне так хорошо стало на душе, что на миг показалось, будто я привычно пивасиком под рыбку балуюсь в компании реконструкторов клуба викингов после фестиваля. Расслабился малехо и даже анекдот рыцарский рассказал.
— Один кабальеро дал обет убить дракона… — начал я рассказ, размахивая тресковым хвостом.
Мальчишки даже рты открыли, застыв столбиками. А старшие несколько снисходительно промолчали: типа монарх у них молодой — пусть себе развлекается.
— Долго в горах искал дракона, пока наконец-то не наткнулся на пещеру, от которой густо несло запахом рептилии. «Выходи, дракон, на честный бой!» — заорал кабальеро, приготовив свой меч. В ответ — тишина. И опять кричит кабальеро и в рог с натугой дует: «Выходи, дракон проклятый, биться будем!» И опять только тишина в ответ.
Тут я сотворил мхатовскую паузу и держал ее до тех пор, пока слушатели не дошли до кондиции — сейчас лопнем от любопытства и всех забрызгаем.
— И тут сверху раздается густой низкий окрик дракона, — подбавил я в модуляции голоса подобие инфразвука: «Биться так биться, но зачем мне в задницу дудеть?»
Алькайд постарался сохранить невозмутимую рожу, но у него ничего не получилось потому как шкиперы от хохота свалились с лавки и утянули его за собой на камни.
— А еще!!! — завопили мурманские пацаны, моментально получившие по подзатыльнику от старших.
— Можно и еще, — согласился я, глядя, как, держась за живот, хрюкает Микал.
Только Марк Баклажан держал серьезное лицо, потому как ни черта не понимал, чего это мы… Оглянулся он по сторонам и замахнул за щеку большой кусок балыка. Вот он был — и нету. Только Марк вяло челюстями шевелит.
А меня понесло. Я и в прошлой жизни любил и — главное — умел рассказывать анекдоты в компании.
— Ехал как-то один кабальеро — дон Жуан из Ла-Манчи по узкой улочке Толедо. И видит: из окна второго этажа смотрит на него прехорошенькая горожанка. «О! — подумал кабальеро. — Если произвести на нее впечатление, то вполне, вполне… можно с ней и переспать ночку». Поехал он на постоялый двор, вынул свои самые красивые одежды, едет обратно и думает: «Я вот так проеду под ее окном, а она спросит: „Кабальеро, откуда у вас такое красивое перо на шляпе?“ — А я ей отвечу: „При чем тут шляпа, сеньора? Не переспать ли нам ночку?“» — Проехал раз, проехал два, никакой реакции у донны на него. Его это задело, и он придумал очень оригинальный план, по которому не обратить на него внимания эта женщина никак не сможет. Он перекрасил свою лошадь в зеленый цвет.