Ловец мудрости
Шрифт:
– В любом случае, Тал, нет никакого способа, что романтическое предположение Гермионы окажется правдивым. Разве вампир когда-нибудь влюбится в человека? Что еще более важно, разве может кто-то настолько умопомрачительно совершенный, как Эдвард Каллен, влюбиться в кого-то столь обычного, как я?
– Белла!
– зарычал Эдвард рядом со мной.
– Ты не обычная!
– Ты предвзят, - заметила я.
– Конечно, но это не значит, что я неправ.
Прежняя Белле вздохнула.
– Итак, что мы знаем, Талто?
– Она подняла вверх кулак, отгибая большой палец, и посмотрела на сову.
– Во-первых, парень, которым
Воспоминания исчезли мгновенно, будто на них пролили чернила, и я вдруг почувствовала, что меня тянет вверх. Эдвард вынырнул из Омута Памяти, и я последовала за ним секундой позднее, спотыкаясь о реальность.
У меня не было с собой сегодня шарика Ньютона, и поэтому я ожидала, что Эдвард поймает меня, не паникуя при потере равновесия. Это, конечно, сделало столкновение с полом неожиданнее.
– Ооо!
– моргнула я в шоке, совсем запутавшись. Так было, пока я не услышала сердитый крик протеста, предшествующий серии ударов.
Я подняла взгляд и увидела борьбу братьев Каллен в нескольких метрах. Эммет и Джаспер прижали Эдварда к полу, пытаясь вдвоем что-то положить ему в рот. Хоть он и сделал все, что мог, чтобы противостоять им, он не был достаточно сильным, чтобы справиться в одиночку с двумя, и неизбежно проиграл битву.
Двое отскочили в миг, когда он проглотил нечто, и издали вместе победоносное «ура».
– Муха-ха-ха!
– усмехнулся Эммет зловеще, прежде чем он и его брат выпрыгнули в открытое окно. Они оглянулись через плечо, и дородный вампир крикнул: - Это за каждый раз, что ты смеялся над нами, пока мы мучились похмельем!
Затем они скрылись в темноте ночи. Эдвард вскочил на ноги, сразу же после исчезновения парней. То, что произошло дальше, заставило мои глаза чуть не выпасть.
– Я собираюсь причинить боль! – пропел он.
– Я собираюсь причинить боль!
И когда я закончу с вами в первый раз, начну все вновь!
Я вырву ваши кости из суставов и вырву ваши мертвые сердца,
Отрежу ваши уши ржавыми ножницами,
Потому что вы должны поплатиться.
Воздух наполнился его сердитым пением, пока он направлялся во мрак. Мне потребовалось время, чтобы понять, что они сделали, но когда я, наконец, сделала это, я согнулась пополам, хватаясь за голову. Я подбежала к окну вскоре после этого и частично трансформировалась в животную форму, держа мысли между животными и человеческими. Звуки ворвались в мои уши, и хотя он, вероятно, был уже в двух километрах к настоящему времени, его слова до сих пор эхом долетали до меня.
– Я отрублю все ваши пальцы и запихну их вам в носы,
Выцарапаю ваши глазки, потому что вы, парни,
Безнравственные, злые братцы.
Я выбью ваши зубы, коль дали
А когда вы умрете, я отправлюсь спать
И горевать из-за этого не стану!
У него было очень кислое выражение лица, когда он, наконец, вернулся, и потребовались все мои силы, чтобы я не зашлась в истерике.
– Как поживаешь? – спросила я, чувствуя, что мои губы дергаются в уголках.
– Я сумасшедший! Я сумасшедший! Я действительно, действительно сумасшедший! Мой безмозглый брат придурок. Из-за него я съехал с катушек! Так что, да, я сошел с ума! Я действительно, действительно, действительно, действительно сумасшедший! – Его челюсти сжались от ярости, когда песня подошла к концу, и то, как он скрестил руки на груди, пыхтя и опуская взгляд, сказали мне, что он, вероятно, немного больше, чем просто смущен.
Я не хотела, чтобы Эдвард чувствовал себя униженным, но, в тоже время, было почти невозможно сдержать мой смех. Я подошла к нему и обвила руки вокруг его талии, широко улыбнувшись.
– Эдвард, посмотри с другой стороны, это не так уж ужасно. Получается, ты проведешь весь остаток ночи, распевая песни? Могло быть намного хуже. Завтра ты, вероятно, оглянешься назад и посмеешься над своими действиями.
– Милое лицо, нет слаще для меня твоей улыбки,
Будь ты не моя, как темен был бы мир!
Знаю я, что ни одно сиянье не заменит
Любимый блеск и свет столь милого лица.
Даруй свою улыбку, влюбленный блеск в очах.
Я не могу вместить всю ослепительную благодать.
Даруй мне право любить тебя все это время,
Мой вечен мир, так освети его своей улыбкой. (9)
Когда он, наконец, закончил петь, все, что я могла сделать, это таращиться на него с глупым видом. Боже, этот мужчина был совершенен.
– Что это за песня?
– Ах, этот отрывок, моя дорогая Белла, написал парень по имени Фрэнк…
– Фрэнк? Фрэнк Синатра?
Эдвард кивнул.
– Вау. Надо бы попросить, чтобы ты закачал его песни в i-Pod, что Чарли подарил мне.
– Я сделал бы все для тебя, дорогая. Все! Для тебя подразумевает все – все – для меняяяяя!
Мы оба засмеялись именно в этот момент. Невероятно, смех Эдварда звучал музыкальнее, чем обычно. Думаю, он стремился сохранить у меня улыбку на устах, потому что когда я предложила, что мы должны вытянуть максимум положительного из его затруднительного положения, он согласился и включился в игру, которую я придумала. Я говорила ему случайное слово, а он должен был придумать песню, где бы оно должно было звучать. Он был довольно хорош в этом из-за своего супер быстрого мозга и прочего. Моей самой любимой, из придуманных им творений, безусловно, оказалась Песня Медиатора.
Он закончил одну из песен про звукоподражание, и я громко аплодировала, наколдовав розы с помощью волшебной палочки. Потом я перевернула страницы словаря, что лежал у меня на коленях, пока не достигла слов, начинающихся на букву М.
– Ммммм… Медиатор!
Эдвард постучал пальцем по своим губам, размышляя. Прошло только три секунды, когда вдохновение озарило черты его лица. Он хлопнул в ладоши и начал победоносно раскачиваться из стороны в сторону, в то же время, претворяясь, что трясет невидимыми маракасами. Я помогла ему и наколдовала парочку реальных. Мелодии большинства прежних его песен были оригинальными; эту же, однако, он украл из Диснеевского фильма.