Ловец тени

Тарасов Валентин

— Так ведь я, Чеславушка, из-за тебя нынче пострадала- то, — подскочила она к нему. — От смертушки наглой на мизинчик была-а-а! — И закатила свой плутовской глаз.

Чеслав уже давно привык к тому, что старуха имеет на него давний зуб, впрочем, у той весь свет был в чем-то ви­новен, но, услышав подобное в свою сторону после того, как только что спас ее, опешил от такой черной неблаго­дарности.

— Да ты, бабка, совсем заговариваться с перепугу ста­ла! — постучал он пальцем ей по лбу. — Меня ведь и в се­лении не было.

На лице Кривой Леды заиграло подобие загадочной улыб­ки, отчего оно приобрело еще более хитрое выражение:

— Тебя-то не было, сын Велимира, — игриво

погрози­ла она пальцем Чеславу, — а наказ твой приглядеть за те­ми, кто в сторону Зоряны масляные зеньки пялит да об­хаживает ее, что шмели маков цвет, был! Вот я и старалась вовсю. За то и пострадала... А как захочешь узнать, что разумница Леда узреть смогла, милости прошу ко мне в хатку пожаловать... — заливисто захохотала-закудахтала старуха, вполне довольная собой. — С прибытием к родимому очагу!

После этого, шустро оглядевшись по сторонам, старая плутовка короткими перебежками, от укрытия к укры­тию, ринулась в сторону своей хижины.

Парни же, покачав головами и подивившись очеред­ной раз бабкиной наглости и живучести, направились к дому Чеслава, ожидая встретить там более радушный прием заждавшейся их Болеславы.

Уже утром следующего дня спасенная бабка под просев­шими от времени сводами своей халупы делилась с Чесла­вом наблюдениями по поводу мужей да парней, загляды­вающихся на Зоряну и старающихся привлечь ее девичье внимание. Прежде чем начать повествование, умудренная опытом Леда высунула нос за дверь и, повертев им в раз­ные стороны, основательно проверила, не притаился ли кто, уподобившись ей самой, у ее стен. И только убедив­шись, что их никто не слушает, удовлетворенно крякнула и деловито начала:

— Значит, так... Бориславка рыжий часто хвостом за ней увивается да волю ее и прихоть любую выполнить норовит. Ох и липуч этот парень! Добр кузнецов — вот уж позаим­ствовал у отца силушки! — как завидит девку за работой ка­кой, все подсобить старается. Серьга длинный — и уроди­лась же такая жердь! — как проходит Зоряна мимо, шею так за ней воротит, что удивительно, как не своротил еще. Стоян... Этот все больше молчком. Но глазищами своими бесстыжими как взглянет на нее, так мало что не облапит всю взглядом. Да слюну жадно так взглотнет! Ай! — шлепнула сморщенными губами Леда и, закатив мечтательно зрячий глаз, поднесла руки к тому месту, где должно быть сердце. — Меня б саму от такого в дрожь бросило.

Чеслав едва сдержался, чтобы не расхохотаться от по­добного откровения Кривой Леды, но упомянутое ею имя вмиг подавило его веселость.

«Стоян! Опять Стоян из дебрей, укрытых тайной, по­казывается. .. Уж очень подозрительно показывается! Не­ужто так запал молодец на Зоряну, что и до края дойти готов? Вот где я мог тропу ему перейти... И вот она при­чина явная стрелять в мою сторону и ловушки на меня ставить. Или то всего лишь совпадение?»

Гораздо старше своих братьев-близнецов и Чеслава, Стоян уже был когда-то спарован с девкой из соседнего городища. И вроде как лад между ними был и согласие, и жили не хуже других. Вот только детей им Великие больно хилых давали, что и месяц полный прожить не могли. Уж как они ни милостивили богов, как ни проси­ли, а не выживали их наследники. Застигла их как-то гро­за купающимися в реке, а Перун грозный возьми да и по­рази молодку стрелой своей огненной насмерть. Стоян же от стрелы той только рухнул что подкошенный и, день провалявшись в беспамятстве, отошел и поднялся... Волхв Колобор сказал на то, что, видать, прогневили они с женой громовержца чем-то, за то и покарал. А Стояну, в ис­купление вины той непонятной, несколько лет без жены жить велел, чтобы гнев Перунов переждать. Вот и жил овдовевший Стоян

одиночкой, выжидал. Да, видать, стал выходить тот наложенный волхвом на мужика срок...

А говорливая старуха между тем старательно перечис­лила почти всех парней и мужей, уже и еще пока что спо­собных по мужской части, обитающих в их городище да соседних хуторах.

— Ты бы еще деда Божко приплела сюда, старая, — оса­дил ее старания Чеслав.

— А что? Дед Божко в свое время еще тем ухарем был, — ничуть не смутилась ретивая сплетница. — Это он сейчас пень трухлявый, чихнет — и рассыплется, а тогда... Ух!

Но Чеслав, не желая слушать воспоминания о про­шлых заслугах деда Божко, решил направить «многовод­ные» россказни Леды в нужное русло:

— А она-то, Зоряна, кого больше привечает?

Тут старуха, подперев кулаком свою неугомонную го­лову, а зрячий глаз уперев в жерди под крышей, вынуж­дена была задуматься.

—Дак вроде никого особо... — прошамкала она после некоторого молчания. — Со всеми приветлива и ровна. Ну, может, скажет кому слово едкое да на смех подымет с подругами, но ты же ее знаешь, занозу...

Поняв, что больше от Кривой Леды ничего путного не узнает, Чеслав, несмотря на большое желание бабки по­делиться с ним и другими, на ее взгляд, не менее интерес­ными новостями из жизни селения и округи, поспешил покинуть неуютную хижину.

Своего двоюродного дядьку, главу рода и городища Сбыслава, молодой охотник навестил еще с вечера. Рассказал ему в подробностях об их походе в городище Хрума, пере­дал дары и заверения в дружбе от дальних соседей и поде­лился вестями о том, что следов смертоносной пошести, как он и предполагал, там обнаружить не удалось. А заодно поведал и о том, что не удалось приподнять полог над за­гадкой гибели чужаков, а потому и соплеменников. Теперь же о том следовало сообщить и волхву Колобору.

После многоголосой, суетливой жизни селения и утоми­тельной трескотни Кривой Леды лес по тропе к священно­му капищу был на удивление тих и почти недвижим. На­верное, неугомонный баловник ветер загулял нынче где-то далече в низовьях реки, а то и еще дальше — в неведомых краях. В их же округе тишина стояла такая, что, кажется, оторвись от дерева лист — и звук его падения на землю глу­хим гулом отзовется в лесных оврагах и низинах.

К капищу молодой охотник подошел, не встретив на подступах никого ни из люда городищенского и хуторско­го, ни из помощников кудесника. Наверное, и у тех и у дру­гих было немало утренних забот по хозяйственным делам. Ведь летняя пора, прибылью в дом богатая, так скоротеч­на. А Даждьбог-батюшка уж день за днем урезать ее стал, к зиме шествуя. Самое время общине припасами себя обес­печить, чтобы не голодать в лютую стужу.

Самого же верховного ведуна Чеслав заметил у бо­жественных идолов. Одетый в обрядовую сорочку, Колобор, склонившись перед богами, замер в смиренном ожидании. И понятна была теперь эта завладевшая округой дивная тишина: Всемогущие Великие говорили с их волхвом.

Чеславу, конечно же, следовало уйти, дабы не помешать великому таинству общения с богами и не прогневить по­кровителей их племени, но присущее парню чувство лю­бознательности и природная тяга к разгадке и познанию всего тайного, заставили его подобраться к идолам и жре­цу ближе.

Теперь он хорошо видел, что лицо старца, преисполнен­ное доверенной ему миссии, было привычно строгим и да­же суровым, но, как показалось молодому мужу, необыч­но бледным и напряженным. Да и во всем поведении жреца была какая-то не свойственная ему натянутость и нервозность. Он то и дело дрожащей рукой вытирал тря­пицей выступающие на лице капли пота и время от време­ни оглядывался назад, суетясь глазами.