Ловец тумана
Шрифт:
Куда занятнее было происходящее в холле. Завотделом Геннадий Георгиевич в песцовом малахае, с надкушенным роллом в одной руке и с пластиковым стаканчиком в другой отплясывал подобие индейского танца под аккомпанемент «Волколаков Перуна».
На Севу, ввиду его относительной трезвости, замдиректора Шалевич возложила обязанности диджея. Девочки из бухгалтерии все время требовали Ваенги, программисты – «Мельницу». Сева окончательно запутался и смешался.
Но выбор оказался удачным. К Геннадию Георгиевичу незамедлительно присоединилась та половина офиса, которая могла еще стоять на ногах. Даже
Сева совершенно случайно встретился с ним взглядами.
Глаза у него были очень светлые, почти прозрачные, и зрачки – размером с игольное ушко. Что-то было в его глазах… Что-то знакомое, слегка размытое алкогольными парами, но, несомненно, важное. Что-то из недавнего Севиного опыта…
Господин в черном, пожав руку генеральному, ловко лавируя между танцующими, ускользнул куда-то в сторону выхода.
Раздираемый любопытством, Сева осмелился обратиться к замдиректора.
Та как раз стояла рядом, подпирая крутой бок дебелой рукой. Сквозь занавесь густо накрашенных ресниц посматривала на танцующих сотрудников. На ее полном лице читалась почти материнская нежность.
Севино любопытство она охотно удовлетворила:
– Ну, ты что, это ж сам Мурин-Альбинский!
В ответ на Севино недоуменное междометие замдиректора презрительно колыхнула грудью:
– Эх, молодежь! Таких людей, Севочка, надо знать в лицо. Януарий Мурин-Альбинский, на минуточку, наш важнейший партнер. Полиграфический король. Вхож в круги, имеет вес! Говорят, богат несметно…
Шалевич мечтательно пригубила пластиковый стаканчик, оставив на ободке след яркой помады. Поставила стаканчик на колонку, из которой грохотало, как пулемет, барабанное соло «Волколаков Перуна».
– Видный мужчина! Жаль, в Москве бывает наездами… Все по заграницам мотается, по куршавелям. Эх, Севочка, не хватает Москве настоящих мужиков…
Печально вздохнув и как бы оставляя Севу хорошенько пораскинуть мозгами насчет ее слов, замдиректора Шалевич направилась к шведскому столу.
Провожая взглядом ее крутобедрую фигуру, плотно обтянутую лиловым бархатом и вызывающую какие-то скифско-степные ассоциации, Сева, наконец, вспомнил.
Глаза у человека в черном пальто были точь-в-точь как у старика из метро. Хоть, строго говоря, у второго имелся в наличии всего один…
Степные. Дикие. Волчьи.
Глаза хищника.
8
Впоследствии, восстанавливая в памяти события того примечательного «корпоративного» вечера, Сева, как ни пытался, не мог толком вспомнить – за каким чертом вообще понесло его на крышу офиса?
К курению он никогда не испытывал особого интереса, в студенческие годы изредка дымил
И вот, в самый разгар корпоративных торжеств, он обнаружил себя на крыше, опасно перегнувшимся через хлипкие перила, с тлеющей сигаретой в зубах (длинной и тонкой, с ментоловым привкусом), наблюдающим, как на окрестные московские дворики наползают сумерки и крошечные снежинки, кружа винтом, летят к земле, отражая отблески фар, фонарей и рекламного неона.
Холодный воздух отрезвил его.
Он обнаружил себя без куртки, с начатой бутылкой белого вина в руке, в криво нахлобученном на голову песцовом малахае завотделом Геннадия Георгиевича.
Самое важное открытие заключалось даже не в этом. А в том, что на крыше офиса, вопреки первому впечатлению, он оказался не один.
По правую (как раз сжимавшую бутылку шардоне) руку от него на перилах сидела как ни в чем не бывало, болтая обтянутыми джинсой длинными ногами, обутыми в косматые угги, смутно знакомая девица.
Снежинки, кружась, цеплялись за ее причудливую прическу – ярко-рыжие, красные и черные пряди, старательно взъерошенные и закрепленные гелем. Тонкая шея девушки была обмотана шарфом в семь цветов. В по-кошачьему больших и зеленых глазах плясали чертенята.
– Ну, а дальше?! – в нетерпении спросила она. – А он ему что?!
Сева оглянулся по сторонам, убеждаясь, что вопрос обращен к нему.
Отрезвление морозом произошло столь внезапно, что прервало, очевидно, какой-то важный Севин монолог, адресованный удивительной девушке. Сева понял, что сейчас очень важно не ударить в грязь лицом.
– Дальше? – глупо переспросил он. – Слушай, а это не опасно? Ну, типа что ты вот так сидишь?
– Типа волнуешься, что у меня задница отмерзнет?
Сева смутился:
– Вообще-то я не про это… В смысле, эти перила, они, знаешь, хлипкие такие, на соплях прямо держатся, ужас что такое…
Девушка закатила глаза, вытянула губы трубочкой и с шумом выпустила через них воздух:
– Ну, во-о-от, отеческая забота, рыцарство и нотации. А как хорошо все начиналось! Знаешь, Сева, пойду-ка я, пожалуй, еще выпью. Чего и тебе желаю…
– Погоди!! – неожиданно для самого себя вскричал он.
В голове крутилось: «…где же я ее видел? Нас же представили – точно, нас познакомил Артем, в холле… Как же он сказал, ее зовут?! Что ж ты, паршивец? Раз напился – все из головы сразу вылетает? Ее лицо! Как будто я видел ее раньше, гораздо раньше… Но где?!»
– Погоди, Жанна! – вспомнил он наконец. – Погоди, я только спросить хотел…
Жанна задержалась у обитой мятой консервной жестью двери – выхода с крыши, вопросительно поглядела на него через плечо:
– Ну, чего, рыцарь?
– Ты и Артем, вы?..
– О Господи! – она с длинным скрипом потянула дверь на себя, проскользнула внутрь. – Не скучай.
Вот теперь Сева действительно остался на крыше один.
Впрочем… у него оставалась еще почти нетронутая бутылка шардоне. Этим стоило воспользоваться.