Ловец удовольствий и мастер оплошностей
Шрифт:
– Я ведь сама по себе, – добавила она с неловкостью. – Я просто обещала помочь. Но всё сделано. Теперь с меня толку всё равно… – Она осеклась.
– Вот и отлично. Заедем, заберем ваши вещи, – сказал я. – Я вас подожду где-нибудь. И ужинать будем уже там, наверху. Идет?
Она уставила на меня благодарный взгляд. В этот миг я кажется впервые почувствовал какую-то новую для себя тоску вперемежку со свежестью в душе, тоже новой и еще непонятной.
– Это действительно так высоко? – спросила она.
– Не очень.
– Я позвоню Коле?
– Да, конечно… А пока пойду поговорю с вашими, – поторопил
Не дожидаясь ответа, я направился к группе предлагать свои услуги.
Сестра Ольга отреагировала на мое предложение без удивления, без ложной скромности – лишь кротко поблагодарила. И две ее помощницы, которым она предложила ехать с нами в машине, решив, что запаркована она где-то здесь же, рядом, с детским оживлением стали хватать свои пожитки, пластиковые пакеты с надписью супермаркета «Монопри».
– Нет-нет, не торопитесь, – остановил я всех. – Я схожу за машиной, она в улочке рядом. Я подъеду прямо сюда. – Я показал на стоянку возле булочной.
Элен приблизилась к нам. И вдвоем мы направились за машиной.
И уже через четверть часа мой рыдван выруливал под команды навигатора по узким улочкам в сторону центра Канн, чтобы оттуда попасть в отель, находившийся в противоположном предместье города.
Элен, сидевшая от меня справа, или уж действительно Леся, как звала ее матушка, то и дело опасливо косилась на меня краем глаза. Имя «Леся», хотя и непривычное для моего слуха, мне очень нравилось. Она отдавало чем-то лесным, свежим, чуть ли не росистым, как мне вдруг чудилось. По улицам Канн катать в моем стареньком английском «ягуаре» трех монахинь из Белоруссии. Да еще и без страховки… Случалось ли со мной что-то более необычное за всю мою жизнь? Это был какой-то экстрим. Но в ту минуту я никому не смог бы этого объяснить. Казалось, Элен всё это чувствует, поэтому и косилась на меня с вопросительным пониманием.
Когда я притормаживал на светофорах, взвизгивал ремень генератора. Наверное ослаб, растянулся. В зеркало заднего вида я видел, что звук вызывает у пассажирок озабоченность. И был вынужден объяснить, что в этом нет ничего страшного, что это не поломка. И чтобы чем-нибудь отвлечь их, успокоить, я включил радио.
Что-то неожиданно громыхнуло, вдребезги рассыпалось и заполнило весь салон. И уже трудно стало не узнать знакомый, сто раз уже слышанный пассаж из Брамса…
Из Канн, или из Канна… – как правильно писать название города, за годы, прожитые во Франции, я так и понял, но по старинке предпочитал Бунинский вариант «Канны», – мы выехали на закате. Движение на дороге к этому времени вроде бы рассосалось.
Рыдван налегке взлетел на автотрассу. От диска заходящего солнца, похожего на апельсин, с трудом удавалось оторвать глаза. Жара еще не спала. Но ветерок, на скорости врывавшийся в приспущенные окна, насыщенный терпкими вечерними запахами, уже не был горячим. За что Прованс можно полюбить, так это за воздух, за ветер, за ни с чем несравнимый травный настой, чувствовавшийся на закате в южном воздухе, стоит отдалиться от мегаполиса на несколько километров. Дышать всегда хотелось в полные легкие. Но и это не помогало надышаться…
По приезде
Я показал Элен ванную рядом с кухней и на сегодня предложил ничего не готовить, возиться на кухне в этот час было поздно. Мы вполне могли скромно поужинать в ресторанчике. Еще полчаса, и народ разъедется. Герта вполне могла предложить что-нибудь легкое: суп-пюре на французский манер или салат с сыром.
Идти ужинать мы договорились через двадцать минут. И едва я извлек из шкафчика бутылку со скотчем, о глотке которого думал уже целый час, лед и стакан, чтобы посидеть в ожидании Элен на улице за садовым столиком, как телефон ее, оставленный тут же, ожил и стал передвигаться к краю стола. Я схватил его, опасаясь, что он упадет. Сработала опция «ответить, нажав на любую кнопку»…
Ей звонила сестра Ольга. Моему голосу она немного удивилась. Сестра беспокоилась. Хотела знать, как она добралась и как устроилась…
Я накрыл завтрак в саду под зонтом, на своем законном пятачке газона, скрытом за зарослями кустов. Приготовил и чай и кофе. Поджарил хлебцы. Сварил четыре яйца всмятку. Принес на улицу сыр, черничное варенье, апельсиновый джем.
С утра пораньше припекало. И всё опять вокруг стрекотало. Не так оголтело, как ночью, но с той же неутомимостью. К какофонии невозможно было привыкнуть, я не переставал в нее вслушиваться.
Планов на день я не строил. Я даже не знал, когда гостья встанет. Ужин в ресторанчике нам достался легкий: известное на юге блюдо с дурацким названием «рататуй» (тушеные баклажаны с кабачками и томатами) и зеленый салат. Спать мы отправились не поздно, еще не было полуночи. Правильнее всего, конечно, сразу ехать купаться. Но мне не хотелось ничего гостье навязывать. И я просто сидел и ждал.
Я очень удивился, когда силуэт Элен показался на аллее, ведущий на подворье от главных ворот. В джинсах и в чем-то светлом, легком, со светлой панамой на голове, она шла во двор с улицы и меня увидела не сразу.
Оказалось, что встала она в восемь и решила сразу прогуляться.
– А вы, давно встали? – Она приветливо улыбалась.
– Нет… то есть да. Сижу вот, боюсь вас разбудить.
– О, простите, – растерялась она. – Я ведь рано встаю. А пока жила эти дни в Канне… Там, в монастыре, рано встают. Вот и я за эти дни… Привыкла.
– Не завтракали?
– Нет.
– Тогда садитесь. Остыло уже всё.
Как я и предполагал, она предпочитала чай. От яиц отказалась. А вот хлебцы, которые я извлек из тряпичной салфетки, успевшие остынуть, ела с удовольствием, без джема и без варенья, намазывая их тонким слоем сливочного масла.
– Коля с Андреем купили билеты. Они приедут в девять тридцать, – сказала Элен. – Поздно? Других поездов не было. Да и этот с пересадкой.
– Через Лион?
– Через Марсель.