Ловите принца! (Щепки на воде)
Шрифт:
— Эх, — все маялся Ларик, привязывая черные рукава к красной выходной куртке, — боюсь, не даст мне Нина своих сокровищ.
— Если тебе очень нужно, я выпрошу, — подмигнул другу Пек.
— Ну да. У меня впечатление, что у девчонок ты можешь добиться не только их пудры, — ухмыльнулся Ларик, берясь за башмаки с пряжками. — Куда сегодня пойдешь? Опять к новой?
— Точно, — кивнул Пек, все наблюдая, как наряжается приятель. — Как же ты долго возишься — словно девчонка…
— Мне не наплевать, в каком виде я явлюсь пред очи любимой девушки. В
Пек снова пожал плечами, выудил из-под подушки свой кошелек, в котором серебро весело перезвякивалось с медью, взял со стола у окна свой длинный кинжал в простых ножнах, сунул его за пояс и прыгнул к выходу:
— Прощай, друг, мне уже некогда.
— Давай-давай, — буркнул Ларик уже хлопнувшей двери. — Наш пострел везде поспел, — а сам бережно, словно что-то хрупкое, вынул из сундука, стоявшего меж кроватями, огромный алый берет с белыми перышками при серебряном шнуре, и водрузил сие произведение шляпного искусства на свою голову. — Подумаешь, синяк, зато берет — все беретам берет! Злате не устоять, — и в который раз заглянул в таз с водой — на любимое отражение.
Пек, тем временем, пронесся по галерее к лестнице, оттуда — вниз, в общую залу, где худенькая горничная Нина расставляла посуду на столах для жильцов к завтраку.
— Привет, старушка? Дай горбушку! — юноша весело поприветствовал девушку и схватил с широкого деревянного блюда пару кусков хлеба.
— Привет, Рифмач, — краснея и улыбаясь, спросила Нина. — Ты опять раньше всех поднялся. Как спалось?
— Отлично, — юноша подмигнул девушке, уже хватаясь за ручку входной двери. — А, кстати, — чуть притормозил, — передай хозяину, чтоб начинал грубки топить — сентябрь наступает — по утрам холодно. Хорошего дня, старушка! — и резво выскочил из дома.
— Счастливо, — вздохнув, отозвалась Нина. — Как всегда, неугомонный.
Она не зря вздыхала. Пек-Рифмач был красивым парнем: сероглазым, с пушистыми русыми волосами, белозубой улыбкой и лицом, в котором не обнаруживалось ничего грубого и глупого. Именно этим, по мнению Нины, отличались лица других парней. Впрочем, именно такие, простые, парни обращали на нее внимание, а Пек, с обликом, больше подходящим юному дворянину, а не простолюдину, не видел в Нине девушки, только — прислугу.
— Хотя, у такого красавчика, наверняка, уже есть, к кому поспешать по утрам, — буркнула себе под нос Нина.
Опять вздохнув, она дернула с плеча полотенце и взялась протирать стаканы…
А юный Пек все так же резво бежал по узкой илидольской улочке. Он, в самом деле, спешил. Но не на свидание, как думали друг Ларик и горничная Нина.
Пробежав пару богатых кварталов, безлюдных в раннюю пору, он свернул на Сытую улицу. Там было чуть оживленней — уже открывалась торговля.
В хлебной лавке юноша взял два белых каравая, в овощной — помидоры и салат, румяные яблоки и желтые вишни, у винодела — пару бутылок молодого белого вина. Потом заскочил в кулинарную лавку.
— Привет тебе, Рифмач! — кивнул юноше необъятный и румяный хозяин. — Все готово — забирай! Как обычно — с гречкой, — и выставил на прилавок большую корзину, в которой покоился горячий глиняный горшок,
Пек поблагодарил, оставил на столе пару серебряных монет, подхватил довольно тяжелую корзину и все то, что купил ранее, и побежал дальше, напевая под нос что-то бодрое, утреннее.
Свернув через квартал на широкий Липовый мост, юноша оказался в той части города, которая была ему очень хорошо знакома — в бедных Медных кварталах. Они так назывались потому, что их жители почти никогда не видели серебра и золота — медные монеты были их постоянными спутниками, даже пределом их мечтаний.
Почти каждый свободный от боев и тренировок у папаши Влоба день Пек проделывал этот путь. И все бегом — по-другому он, казалось, не мог передвигаться. Конечной точкой путешествия юноши был небольшой старенький домик в глубине такого же старого, заброшенного сада, в конце Тихой улицы.
Открыв покосившуюся калитку и пробежав по тропке к крыльцу, Пек опустил свои ноши на ступени, осторожно постучал в низкую, дощатую дверь.
— Иду-иду, мальчик мой, — сразу же отозвались из домика — там, судя по всему, юношу ждали.
Послышались шаркающие шаги старого человека, и Пеку открыли. На пороге стоял, укутанный в клетчатое одеяло, мастер Герман.
— Вот и я! — звонко объявил, обнимая старика, юноша. — Я и ваш завтрак! — и, схватив сумки, корзину и бутылки, запрыгнул в дом.
Герман, улыбаясь, закрыл дверь на крючок и последовал в кухню, за резвым Пеком. Тот уже хозяйничал у небольшого стола. Первым делом достал из корзины и освободил от полотенца горшок, открыл его, и по дому тут же расползлись приятные запахи гречневой каши с курятиной. Затем Пек расставил глиняные тарелки и кружки, нарезал хлеба, покрошил в деревянную миску помидоров и салата, все перемешал, посолил, заправил растительным маслом. Последним делом было выдвинуть на центр стола блюдо с фруктами.
— Готово, мастер, прошу за стол — будем завтракать, — улыбаясь, объявил Пек. — А вино — потом, после занятий, чтоб расслабиться.
— Спасибо, мой лорд, — отозвался Герман.
— Мастер, вы опять? — укоризненно заметил юноша. — Забудьте про Мелина — помните о Пеке. Он того стоит.
Герман то ли виновато, то ли несогласно покачал головой в ответ.
Они опустились на табуреты, вооружились ложками и принялись за кашу и салат…
Глава седьмая
Пек встретил Германа года полтора назад, в маленьком илидольском трактире 'Хмелёк', где беднякам за медную монету давали кружку кислого пива и вяленую рыбу-мелочь.
Дело было так:
В пятничный вечер Пек, Ларик и другие парни из 'Тумачино' запланировали отметить одну из своих побед на арене. Они с хохотом и задорными песнями ввалились на двор 'Хмелька' и уже собирались дружной компанией вписаться в дверь питейного заведения, как зорким глазам Пека попались знакомые сапоги на ногах какого-то пьяницы. Тот, скрючившись, сидел на земле у корыта, из которого поили лошадей и, похоже, спал, завернувшись в грязный плащ.
— Братишки, начинайте без меня, я скоро, — так сказал Пек друзьям и пошел выяснять, верны ли его предположения.