Ловите принца! (Щепки на воде)
Шрифт:
— Что же делать, мой мальчик, когда сама природа говорит за вас? Ваше лицо, мастер Пек. Оно — лицо короля, ваше тело — тело короля, ваши движения — движения короля. Я видел Лавра Свирепого молодым, почти вашим ровесником. Так, как вы похожи на него, бывают похожи лишь капли воды… и отец с сыном…
— Вот несчастье! — воскликнул юноша. — Я на него похож? Ну, и к чертям эту похожесть! Мало ли на свете схожих рыл! Ха! — и в ярости швырнул меч куда-то под забор, потом пнул ногой пустое деревянное ведро, что стояло у дерева, и оно в щепы разлетелось.
Герман улыбнулся еще шире:
— Даже ваш гнев — это гнев короля…
— Все! —
— Это мне решать — я ваш наставник, — став строже, заметил старик.
Но парень уже не слушал: громко фыркая, ополоснул лицо из бочки с дождевой водой и надел куртку, которую снял на время тренировок.
— У меня куча дел, мастер, — слегка поклонился он Герману. — И завтра меня не ждите. Завтра пятница — я дерусь. Счастливо…
Пек быстро-быстро шел по улице, перепрыгивая через желтоватые вонючие лужи, а ветер бросал ему в лицо разные городские запахи — то запах железа, то выпечки, то отбросов. Это нравилось — это хоть немного отвлекало от ярости, что жарила в голове и груди. Сейчас хотелось что-нибудь сломать. Желательно — с грохотом и ревом. И кулаки были судорожно сжаты, и брови нахмурены, и зубы стиснуты. Словно шел он по стану врагов и в любую минуту ожидал нападения.
Мастер Герман заговорил о его отце, начал сравнивать Пека с королем. А ведь все эти годы юноша старательно пытался забыть свое прошлое, все обиды, всю злобу забыть. Поначалу у него было желание так все утроить, чтоб попасть ко двору и вернуть себе положенное первородство, унизив при этом и отца и его теперешнюю супругу, и их сыновей. Были моменты, когда он представлял себе сцену возвращения, придумывал реплики себе и отцу, и всем остальным, и всегда в этой сцене играл роль победителя, великодушно прощающего своих обидчиков и посылающего их в ссылку в дальнее поместье.
Чуть позже эти мысли начали терять свою яркость. Пек стал больше думать о настоящем: о своих друзьях, о работе в бойцовском доме, о том, в конце концов, как лучше истратить призовые деньги. Так постепенно лорд Мелин Лагаронский исчезал, истончался, и на его место все надежнее заступал простак Пек, мастер по кулачному делу, большой любитель пошутить и склепать стишок.
Но теперь лорд Мелин вернулся обратно, и все его проблемы, обиды и боль воротились. Ничего не попишешь — они явились вместе с Германом, потому что когда-то мастер боя Герман и лорд Мелин жили вместе в Кленовой усадьбе…
'Пропустишь стаканчик? — вдруг заманчиво подмигнули мысли.
— Почему нет? Самое время, — на миг остановился юноша.
Пить он любил — от питья легчало. Всегда и всюду. Поэтому Пек для начала осмотрелся, чтоб узнать, где находится и где можно найти кабачок. Моховая улица. Подходящее для пропускания стаканчика место располагалось за следующим поворотом и называлось 'Отдохни'.
Сидя в полутьме трактира, за узким столом из грубых досок, и потягивая темное пиво, юноша задумался, о многом. Вдруг так сразу, вся жизнь, в которую он теперь был погружен, показалась ненастоящей, игрушечной и готовой сломаться в любой момент. 'Я играюсь, да, я играюсь. Так, что совсем уж заигрался… Что мне в этом кулачном деле? Кто я буду лет через десять, когда явиться к папаше Влобу какой-нибудь молодой боец, порезвее меня, и разобьет мою голову? Он покачал этой самой головой, вновь отхлебнул пива. 'Герман учит меня. Королевскому фехтованию —
— Дааа, — довольно протянул Пек.
В 'Тумачино' уже давно ходят дворяне. Они громко хохочут, глядя, как Пек и его приятели бьют друг друга. Многим он — Рифмач — принес немалые выигрыши. Неужели кто-нибудь откажется принять его в свою дружину? Ведь у каждого рыцаря есть своя дружина, маленькая или большая — зависит от толщины кошелька господина. 'Попрошусь! — тряхнул лохматой головой Пек. — В дружину! Можно к сэру Пату — он вроде богат и щедр к своим. Завтра же!
— Привет, тебе подлить? — пропел совсем рядом бархатный девичий голос.
Юноша поднял глаза и улыбнулся — побеспокоиться о содержимом его кружки решила стройная красавица. Круглое белое лицо, большие карие глаза, тонкие, словно ниточки, брови, и крохотный пухлогубый рот — настоящая кукла. Она была в длинном голубом платье, белоснежном переднике и кружевном чепце. Из-под него по-детски выбивались вьющиеся пряди темных волос.
— Привет тебе, дарующая пиво, плесни еще и улыбнись красиво! — пропел Пек и протянул девушке кружку.
— Ну, стихоплет! — засмеялась она, и на пухлых щечках вдруг обозначились две трогательные ямочки.
— Присядь ко мне, красавица, позволь тебе понравиться, — продолжил юноша, все больше и больше очаровываясь ее влажными, карими глазами, а потом и вовсе цапнул девушку за руку, потянул к себе — на скамью.
— Ой, нет, ой не могу, — забеспокоилась она, хватая свой кувшин, — пусти, не тронь — отец смотрит.
— Делия! Что ты там застряла? Иди других обслужи! — в самом деле, позвали девушку из-за стойки.
— Делия! Тебя зовут Делия! — не обращая ни на что внимания, с восторгом заговорил Пек. — Я — Пек, Пек-Рифмач. Слыхала, может?
— Слыхала-слыхала: как ты носы парням воротишь, — вновь засмеялась Делия. — Но, пусти же, — почти вырвала у него руку, чуть нахмурилась, а через секунду опять заулыбалась: парень-стихоплет, без отрыва смотрящий в ее глаза, ей понравился. — Давай завтра, давай ты утром придешь — утром у нас народу совсем нет. Утром и поговорим.
— Приду, обязательно, — шепнул-кивнул Пек и снова поймал ее руку — уже для того, чтоб коснуться губами пухлых розовых пальчиков с мелкими ногтями.
Рука Делии тепло и вкусно пахла корицей. Этот аромат внезапно вновь напомнил Пеку детство, Кленовую усадьбу и маленькие рулеты с корицей, которые по воскресеньям подавали к утреннему чаю. Эти рулеты он обожал. Он почему-то думал, что его покойная матушка умела готовить такую вкуснятину…
Так Пек влюбился…
Глава восьмая
Ларик не узнавал приятеля. Тот, напевая что-то легкомысленное про цветущие ландыши и весенний ветерок, приоделся в нарядную курточку из серого бархата с шелковыми шнурами, узкие штаны того же материала, в начищенные с вечера сапоги, и теперь старательно приглаживал смоченные водой вихры. Он старался из непослушных волос сделать что-то приличное.
— Это ты к бою так готовишься? — с сомнением спросил, наконец, Ларик, все еще не вылезший из-под одеяла.