Ловкость рук
Шрифт:
– Вам уже лучше? Хотите, я вам что-нибудь принесу?
Сам не сознавая почему, Гуарнер чувствовал себя бессильным перед этим юношей и словно виноватым за то, что еще оставался в живых. Как странно! Страха он не испытывал и был необыкновенно спокоен.
Юноша его не слушал. Как видно, мысли его были очень далеко. Он позволил взять себя за руки и вытереть платком слюну, которая стекала у него изо рта.
– Ну, ну, сын мой, успокойтесь.
Юноша, казалось, прислушался к словам Гуарнера. Глаза его встретились
– Вы… Вы… – забормотал он.
Рукоятка револьвера торчала из кармана его пиджака. Заметив это, юноша рванулся спрятать ее, но тут же прочел во взгляде Гуарнера, что тот уже давно обо всем догадался.
Ощутив ласково опустившуюся ему на плечо руку, он грубо сбросил ее.
– Оставьте меня.
На этот раз ему удалось встать на ноги. Космы волос падали ему на лоб, глаза сверкали, как стеклышки на солнце. Он плакал. Гуарнер кинулся к нему, еще никогда он так не презирал свою жалкую жизнь.
– Сын мой…
Его остановило искаженное бешенством лицо.
– Замолчите! Вы не имеете права называть меня так.
Рука юноши судорожно и, казалось, невольно потянулась к оружию. Гуарнер не тронулся с места.
– Трус! Вы даже не способны защититься и позвать полицию. Скорее соглашайтесь, чтобы вас убили. О, даже здесь… Проклятая жалость.
Он повернулся спиной и выбежал из комнаты.
Гуарнер стоял потрясенный. Невыносимая боль, прозвучавшая в словах юноши, так ошеломила его, что он едва понимал случившееся. И он бросился вслед за ним.
– Ради бога… Не уходите так… В таком состоянии вам нельзя выходить на улицу…
Громко хлопнула дверь, и он не успел досказать. Юноша уже ушел.
Когда в кабинет, привлеченная громкими голосами, вошла горничная, старик, закрыв руками лицо, рыдал как ребенок.
Четырехместный автомобиль, взятый Луисом напрокат, стоял на углу с включенным мотором, готовый отъехать в любую минуту. Со своего наблюдательного поста, посреди квартала, Ривера и Кортесар прекрасно видели и дверь, из которой должен был выйти их товарищ, и кузов дожидавшегося автомобиля. Они вели: наблюдение. Только в случае крайней опасности им надлежало ввязаться и помочь Давиду.
Они уже ждали более получаса и усеяли весь тротуар окурками. Ривера прохаживался в сдвинутой назад шляпе, куря сигарету за сигаретой. Кортесар, стоявший поодаль, внимательно изучал витрину лавочки, уставленную оптическими товарами. Соседний магазинчик торговал дамским бельем, в дверях стояла продавщица и с увлечением смотрела на уличную толчею; под пепельно-сизым небом куда-то спешили парочки и одинокие прохожие.
В конце квартала у деревянной скамейки остановились два жандарма. Один – могучего сложения детина с пышными черными усами.
– Думаешь, они будут здесь торчать? – тихо спросил Кортесар.
Рауль ничего не ответил. Испуганный вид приятеля, говорившего очень тихо, хотя поблизости никого не было, разозлил его. Он чуть было не обругал Кортесара, но сдержался.
Рауль посмотрел на часы. Секундная стрелка двигалась нестерпимо медленно: невероятно долго она обходила круг, и это значило, что прошла всего одна минута. Это было невыносимо.
«Свет распространяется со скоростью трехсот тысяч километров в секунду; а в одной минуте шестьдесят секунд… Триста помножить на шестьдесят». Уфф! Он никогда не был мастером решать задачи.
Жандармы продолжали курить, стоя у деревянной Скамьи. Они разговаривали с молодой женщиной, вышедшей погулять с малышом, на которого она смотрела влюбленными глазами.
– По всему видно, – сказал Кортесар, – они и не думают убираться отсюда.
Если Давида накроют при выходе из дома, жандармы окажутся некстати, и тогда придется стрелять.
– Да, торчат черти как вкопанные.
– Вот свиньи, покуривают себе, и хоть бы хны.
– Видно, устали.
– Гляди. Детина играет с малышом.
– Теперь только не хватает, чтоб начал кривляться: «Тю-тю, маленький, как ты поживаешь? Я полицейский. Смотри, какой я большой», – засюсюкал Ривера тонким писклявым голосом.
– Вот увидишь, они еще усядутся рядом с этой кралей, – буркнул Кортесар.
– Погляди на нее. Как она ухмыляется: «Вы уж, пожалуйста, не обижайтесь на малютку, ему так правится играть с полицейскими».
– А эти пистолеты настоящие? Да, пиф-паф, и мальчик готов.
– Теперь он уцепился полицейскому за ноги. Какая прелесть. Этот тин расставил ножищи, чтобы малыш мог пройти. Какой умненький мальчик. Бум. Бум. Еще раз.
– Ты только погляди на эту идиотку. «Я мама молодая. Мне только двадцать два года. В субботу мы водили его в кино, и он так разволновался. Теперь как увидит полицейского, хочет стрелять в него».
– Ха-ха! Я умираю. Ай! Малыш убил дядю. Пиф-ааф!
– Взгляните, как смеется ребенок.
– Дерьмо, а не ребенок!
– Сукин сын!
Мрачно насупившись, смотрели они, как улыбалась мамаша и жандарм поднимал на руках ребенка.
– Если он промахнется, тогда мы влепим, – процедил Рауль.
– Влепим этому ангелочку.
– А влетит жандарму.
– Так ему и надо.
– Представляешь, как завопит мамаша? «Убийцы, убийцы, вы убили моего сыночка! Караул! Спасите! На помощь! Полиция!»
– Полиция перед вами, сеньора, и нечего вам орать, мы не глухие. Кроме того, мы никого не убивали. Этот паршивый мальчишка сам скапутился.