Ловкость рук
Шрифт:
– Товарищ – всегда товарищ, – говорил он.
Моральный кодекс Рауля ограничивался несколькими нормами, за которые он крепко держался.
– Давид мой лучший друг, – ответил Мендоса, – и я первый признаю его достоинства. Но сейчас мы говорим не об этом. Я просто сказал, что я, и никто другой, должен потребовать от него ответа.
– Я думаю, – заявил Рауль, сдвигая шляпу на затылок, – что нам сначала следует допросить его. Я видел его сегодня утром, с ним творилось что-то неладное. Я не хочу его выгораживать,
– Ладно. Все это нам известно. Ты уже об этом рассказывал. Да я, впрочем, и не предлагаю ничего нового. Прежде чем что-либо решить, я собираюсь потолковать с ним. Без доказательств никого не обвиняют.
Рауль ничего не ответил. По лицам остальных было видно, что они разделяют мнение Мендосы. Рауль пожал плечами.
– Делайте что хотите. Ты сам решишь, как надо поступить. Если ты действительно его друг, у тебя прекрасная возможность доказать это. Я, со своей стороны, ничего не имею против него и продолжаю считать его отличным товарищем.
Это было полное поражение, и он злился на себя, что так быстро уступил.
– Мы все согласны с тобой, – заметил Агустин. – Давид мировой парень, но дело, в которое он ввязался, серьезное. Выходя из игры, он ставил под удар не только себя, но и нас. Он взял обязательство и не выполнил своего слова. Давид не маленький. Он обязан оправдаться, а если не оправдается, ему придется ответить за свои поступки.
Доводы Мендосы были неуязвимы, и взбешенному Ривере не оставалось ничего другого, как согласиться. Ему очень хотелось защитить Давида от опасности, но он только сказал:
– Все это так. Но тут другое дело. Он наш товарищ.
– Товарищ он или нет, но он не оправдал нашего доверия.
– И выставил нас на посмешище, – добавил Кортесар. – Сколько месяцев мы говорили об этом деле, и вот чем оно кончилось.
«Да, – подумал Рауль, – это правда. И все же здесь что-то не то». Он не знал, что именно, и сожалел об этом.
– Здраво рассуждая, это даже лучше, что в газетах ничего нет. Если б о нас написали, мы бы подохли со стыда.
– Да, Анна единственная, кто сразу догадался об этом.
Ничто уже не могло защитить Давида. «Хоть бы как-нибудь сделал», – подумал Рауль. Теперь все его колебания кончились.
Он встал и, подойдя к подоконнику, облокотился о него; в другом углу комнаты, где косой потолок почти касался пола, повернувшись к ним спиной, спал на циновке Урибе.
По своему обыкновению, Урибе являлся к друзьям в любое время и заваливался спать, пока его не выгоняла прислуга.
Рауль прижался носом к стеклу: после недавнего ливня на улице наступили покой и тишина. Прохожие шагали без зонтов, запоздалые капли дождя, падая на подоконник, лопались, точно мыльные пузыри.
Рауль стал натягивать пиджак и, оглядев приятелей, с зевотой проговорил:
– Я еще ничего не
– Я тоже не прочь поесть, – сказал Кортесар.
– Тогда пошли со мной. Перекусим у Клаудио.
Мендоса и Луис продолжали сидеть.
– Когда вы вернетесь?
Рауль скривился.
– Когда вам угодно. Je suis `a v^otre disposition. [4]
– Тогда я позвоню вам сегодня вечером. Надеюсь, вы ужинаете в общежитии.
4
Я в вашем распоряжении (франц.).
– Безусловно, – ответил Ривера, наклонив свой гигантский торс и выходя вслед за Кортесаром.
В комнате на минуту наступила тишина. Только с улицы доносились жалобные вздохи и тихие всхлипывания последних редких капель дождя. Мендоса достал из кармана трубку.
– Ну, что скажешь? – опросил он вдруг.
Юный Паэс неопределенно скривил губы.
– Не знаю, о чем ты.
– О Рауле.
Спичка описала в воздухе полукруг и упала на ковер. Она медленно догорела и, дернувшись, застыла, точно сизый червячок.
– Вряд ли он проболтается.
– На это и надеюсь.
Посапывая трубкой, Мендоса отсутствующим взглядом смотрел на ковер.
– Я могу рассчитывать на тебя?
Луис ждал этого вопроса, и сердце его учащенно забилось.
– Безусловно.
– Я и не думал звонить Давиду.
– Не звонил?
– Но он дома. И думаю, что все уже знает.
Луис, словно собираясь с силами, крепко сжимал зубы. Он достал из пачки сигарету и недрогнувшей рукой зажег ее.
– Когда пойдем?
Облако дыма, похожее на прозрачный шарф, проплыло перед его лицом.
– Сегодня же вечером.
– Ты уже все обдумал?
– Это не так-то просто. Но мы должны это сделать. Силу применять не придется. Сопротивляться он не будет.
– Ты думаешь?
– Я его знаю.
– А как же остальные?
– Скажем, что он собирался нас предать.
Паэс швырнул только что зажженную сигарету в оконное стекло.
– Знаешь… Я всегда думал…
Голос его прозвучал хрипло.
– О чем?
– Что мы так кончим.
– Ты что, струсил? – спросил Агустин.
– Я пойду с тобой до конца.
В нем нарастал какой-то глухой протест. Его тело как бы восставало против всего окружающего: холода, жары, жажды, неудобства, раздражения, усталости. С вызывающим видом он налил себе рюмку коньяку.
– Мы можем это сделать между семью и половиной девятого, – сказал Мендоса. – В это время привратница уходит в церковь. Только так мы можем избежать встречи с ней.