Ловушка для инквизитора
Шрифт:
— Я не понимаю вашего языка, — буркнула она, глядя на руны. — Закорючки какие-то.
— Ты уверена? Советую посмотреть внимательнее.
— Ой! Это же алфавит Растарии…
— Вот-вот. Я скоро вернусь.
Она как-то странно на меня посмотрела.
— Ты совершаешь ошибку, отказываясь от помощи.
Я покачала головой и оставила ее наедине с историей этого мира. Мне же было пора заняться продолжением собственной.
Глава 10. Страшные сказки
Мику я даже не искала. Его прихвостни праздно шатались
Развороченный вход охраняли.
Я затаилась на ближайшей крыше и насчитала внизу, в переулках, полсотни парней с голубыми татуировками на шеях и еще с десяток у вентиляционных люков. Мика пытался избежать неприятных сюрпризов. Справедливо, но бесполезно.
Я знала все входы и выходы, включая те, о которых вряд ли догадывался даже отец. Спасибо моим кошмарам, библиотеке в его кабинете и сейфу за книжными полками, в неприкосновенность которого Папочка свято верил. Чтобы вскрыть наложенное на него семидесятиуровневое защитное проклятие, я провела там не один месяц, тупо убивая время до очередного рассвета. В итоге моей добычей стали стопка картонных папок с компроматом на весь Бьёрсгард и его окрестности и кристалл с планом дома, что порадовало меня куда сильнее.
Я облазила логово Крестного вдоль и поперек и таки нашла, что искала. И долго хохотала над предприимчивостью строителей, возомнивших себе, что смогут безнаказанно запустить свои гномьи пальчики в казну Лорда Грязных Кварталов. Бедняги не знали, что никакой тайный ход, замаскированный под канализационную трубу под вожделенным помещением, им так и не понадобилось. Ибо отправят их по такой же трубе, но только в другую сторону, как только Папочке разрежет красную ленточку на входе.
Люк над входом в лаз давно превратился в ржавый блин. С одного бока он и вовсе провалился в колодец, так что хватило двух пинков, чтобы обрушить его вниз. Я спрыгнула следом и зажгла пульсар.
Гномы строили под себя. Круглая затхлая дыра, плотно затянутая паутиной, едва доходила мне до подбородка, но это в начале. Потом тоннель сужался до размеров большой трубы, и двигаться вперед можно было только на коленях. Впрочем, омерзительное путешествие оказалось коротким — всего-то парочка кварталов. На развилке свернула прочь от сокровищницы и оказалась в подземном тупике с трубами. Я очень потрудилась, чтобы вывести этот участок за периметр системы безопасности дома.
За стеной находилась уборная, которой пользовалась немногочисленная домовая прислуга. Понятия не имею, зачем гномам понадобился выход в туалет, но и спустя столько лет рычаг подался как новый. Стена дрогнула, и небольшая ее часть, такая, что только протиснуться, с тихим шорохом отошла в сторону. Внутри было тихо, горел свет.
Я забралась внутрь. И тут же захотела обратно.
Комнату превратили в склад трупов. Искалеченные тела свалили в углу с ванной. Там лежали наши братья и сестры, прислуга, охрана… Запах было трудно описать словами. Мух не было
Я стиснула зубы, чтобы не зарычать, потому что ярость начала затягивать глаза кровавой пеленой, а это было чревато ошибками. Следовало успокоиться, чтобы не наломать дров, но эта комната… Она окончательно утвердила меня в мысли, что ждать адекватности от того, кто приказал учинить подобное, не приходится. А ведь меня он еще и ненавидел. Нет, Мика никогда не остановится, будет преследовать, загонять. Но вечно скрываться невозможно. Значит, все решится здесь и сейчас.
Дом был разгромлен и пуст.
Я медленно и бесшумно обошла комнату за комнатой, осторожно перемещаясь между завалами разбросанной мебели. Некогда роскошные антикварные кресла и стулья, картины и хрустальные люстры, редкие книги, тончайший эльфийский фарфор — все, к чему отец питал слабость при жизни, было попрано ногами сорвавшихся с цепи молодчиков. Теперь это был человеческий мусор в брызгах запекшейся крови. Однажды его отсюда выметут.
Новому хозяину он без надобности. Единственное, в чем Мика прекрасно разбирался, так это в содержимом бутылки, на дне которой оставлял мозги. А весь этот кровавый переворот лишь попытка расквитаться с прошлым за детские обиды. Впрочем, ума на такое у него бы не хватило. Значит, кто-то его подогрел. Борик, госпожа Катрине Три поцелуя или дядюшка Тибо? А, теперь и неважно.
Сапфировый Певец отыскался в кабинете отца. В камине тлели угли, разгоняя по углам темноту, на столе, рядом с догорающей свечой, стояла пустая бутылка из-под вина. В противовес остальным комнатам дома, здесь царил идеальный порядок, если не считать изорванного в клочья портрета бывшего хозяина с выжженными глазами, которым Мика самозабвенно любовался. Его белобрысая макушка виднелась над спинкой отцовского кресла, а терпкий запах вина витал вокруг, наводя на мысль, что братец, как и всегда, пьян.
Я остановилась на пороге, пока не зная, хочу ли я сделать все быстро или поступить благородно и глупо, то есть позволить Мике защищаться.
— Я знал, что ты вернешься, сестренка, ты всегда была слишком предсказуема, — проговорил Мика, странно растягивая слова. — Почему бы тебе не подойти поближе, пока нам не помешали? Все-таки родные люди должны смотреть друг другу в глаза. По-моему, это сближает. — Он хрипло рассмеялся, после чего надсадно закашлялся: — Иди сюда, Рубиновая Кобра, я знаю, ты здесь! Я чувствовал, что ты идешь!
Я прислонилась плечом к косяку и сложила руки на груди.
— Ты назначил цену за мою голову, а значит, оценил и собственную жизнь. Ты заплатишь за это здесь и сейчас.
— Фу, как неблагородно. Нападать сзади, да еще и на того, кто не в состоянии ответить.
— Не тебе об этом говорить, — процедила я, теряя терпение. — Ты подкрался к отцу, словно подлая змея, и укусил, пропитав клыки чужим ядом. Я не поверю, что ты додумался до всего сам. Для этого нужно быть ферзем, а ты — пешка.