Ловушка для сентиментальной старушки
Шрифт:
— А как его зовут, этого Кошкина? — поинтересовался Михаил Анатольевич.
— Анатолий Валерьевич.
— Покажи-ка его фотографию — оживился Костик. — Ох, точно он, зуб дам!
— Кто? — Хором спросили ребята.
Симонов вытащил из кармана смятый листок и пустил его по рукам:
— Знакомьтесь — Анатолий Валерьевич Кошкин, кандидат в депутаты по 15 избирательному округу!
— О как! И говоришь, крыса он?
— Очень похоже.
— А пятно на биографии ему явно ни к чему! — ПэПэ оживился. Но потом задумался: — Только вот пакет с вещами Насти и Веры тут причем?..
— А может, это, он любовником Марии был и думает, что Анастасия — его
— Да и молод он для Марии Александровны. — остудил его Михаил Анатольевич.
— Непохоже, — вмешался Кораблев, — я говорил с Марией, заметил бы, если что: не знала она Кошкина.
— Ну тогда он любовник Анастасии и отец Веры! Мария не знала, а вот дочь могла и знать! — Стоял на своем Сергей. — Ведь какой скандалище: отца угробил и его дочь совратил и с ребенком бросил!
— А вещи Веры причем? Похоже-непохоже, а проверить надо, — поддержал его ПэПэ. — Михаил Анатольевич, у Вас есть что-то еще?
— Словесные портреты, данные таксистом и мужиком во дворе, совпадают. Список посольских машин с номерами 27–48 я получил. Надо тащить сюда водителя «угнанной» машины, Ивана Семеновича Таратайкина — особое внимание на том, кто и как с ним договаривался, и принимал ли он участие в убийстве Пономаренко, да и портреты иностранцев пусть даст.
— Вот этим Вы завтра и займитесь. Костик, а у тебя облом?
— Да, Павел Петрович, не дают дело Петра Молохова. Но Капустин тоже «Джеймса Бонда» упоминает — что дело грязное, связано с Молоховым, и за него дадут 20 тысяч долларов…
— Вооот! Настя — любовница, Вера — дочка, тут Молохов как раз при чем! — Сережа прямо горел энтузиазмом.
— Хорошо, сегодня уже поздно, а завтра попробую выпросить. Значит, теперь у нас основная задача — кандидат, «Джеймс Бонд», журналист, Молоховы и их вещи — надо найти связи между ними.
— БЕССОНИЦА
В эту ночь всем не спалось.
Ольгу Александровну переполняли прямо противоположные эмоции, которые накатывали на нее вперемешку: радость от того, что Володя Оскольский жив и помнит ее, горе от того, что сын Сережи, Виталий, убит, грусть при воспоминании о самом Сереже… Что сам ее сын погиб на войне, она знала — ее муж, Шура Красавин, все удивлялся, что ей так нравилось ездить летом в Балаклаву и бродить по окрестностям. Он и не догадывался, что Оля завела там дружбу с Глашей, соседкой семьи Пономаренко, и узнавала от нее все новости. Писала Глаша с трудом, большими корявыми буквами, поэтому письма на «до востребования» она посылала только в случае каких-то очень важных событий. Вот такое письмо и получила Ольга в 1943 году: корабль Сереженьки был потоплен…
«Интересно, почему Глаша не написала мне ни про женитьбу Сергея, ни про его сына… Наверно, это произошло уже после того, как Сережа переехал в Севастополь и поступил в мореходку… Но как Виталий меня нашел? Оскольский навел?.. Или его сестрица? Она бы с радостью… Нет, это невозможно, Володя бы ей никогда не рассказал… Тогда кто? Меня как Красавину не знали ни Пономаренко, ни Глаша… Неужели?..» От этого подозрения Ольга Александровна аж застыла. «Тогда все это игра? Нет ни завещания, ни Виталия, да и Володя неизвестно, жив ли действительно… Это просто ловушка для сентиментальной старушки…»
Мария слышала, как за перегородкой, устроенной из стеллажей, ворочается мать, но и ей не спалось. Она все пыталась вспомнить, откуда ей знакомо лицо майора Кошкина с фотографии, показанной ей Кораблевым. Она точно видела его, но он был старше, гораздо
«Так, испробуем проверенный метод. Я видела его в полный рост?» — она сосредоточилась на своем воспоминании. «Да, в полный рост. Он говорил? Какой у него голос? Нет, я не слышала его голос. Он двигался? Шел? Входил куда-то? Нет. Не двигался. Все понятно: я видела его фотографию… Он был один? Нет. С кем? С женщиной? С мужчиной? О как! Я видела его с журналистом! Но где?..»
Анастасия, самая эмоциональная в семье, была наделена еще и пылким воображением. И сейчас это воображение рисовало ей пугающие картины. «А что, если Петя действительно жив? Если его взяли в плен, держат в сыром каземате и, может, даже пытают?.. Да нет, это ерунда!.. Хотя… Может, он давно вернулся, но не ко мне?! Живет себе где-нибудь с новой женой… и с новыми детьми… Или он стал невозвращенцем и теперь жирует где-нибудь в Майами?.. Со знойными красотками…» Перед ее внутренним взглядом проплывали видения, то мрачные, то злящие. Настя была уже почти уверена, что ее муж жив — и это ее не столько радовало, сколько пугало.
Вертелась с боку на бок и Вера. Ее тревожили отнюдь не события в их квартире — она думала о своих «мабушках», как она их называла. Девочка не просто их любила, она их боготворила: прабабушку — за ее стойкость, оптимизм и готовность придти на помощь любому, особенно ребенку (что не говори, а пройти три революции и две мировые войны — это не шутка), она прощала ей даже, может быть, излишнюю сдержанность и суровость; бабушку — за ее героическое прошлое (бабушка очень сухо рассказывала о вьетнамской войне, но девочка была наслышана и начитана о ней); маму — за ее талант журналистки и исследователя (в школе все бурно обсуждали ее новые статьи). И все три мабушки были согласны в одном: человек должен быть честным, порядочным и образованным, но честность — важнее всего. А теперь… Вера была наблюдательна и сообразительна, она поняла, что смерть неизвестного в их квартире как-то связана с прошлым ее мабушек — то ли всех трех, то ли нет, но связана. В их жизни были тайны, о которых она ничего не знала! «А почему человек не хочет рассказывать о чем-то? Потому что это что-то постыдное! Они замешаны в чем-то плохом!» К счастью, юношеский максимализм Веры не полностью затуманил ее мозги, которые и подсунули ей другое объяснение: скрывают иногда что-то опасное, что могло бы ей повредить! И тут девочка погрузилась в перебор страшных опасностей, которые могли ей грозить, и незаметно уснула.
Не спал и «Джеймс Бонд» (будем и мы пока так его называть). Он заказал международный разговор и теперь ждал соединения. Наконец раздался звонок, и «Бонд» схватил трубку (разговор шел по-французски, но мы дадим его в переводе):
— Алло! Сделал?
— Смеешься? Это сложный анализ, а я материалы только вчера получил. К тому же, как тебе известно, я могу им заниматься только вне рабочего времени, то есть ночью. Или ты готов оформить официальную заявку? — голос собеседника звучал насмешливо.
«Бонд» помолчал, потом продолжил уже более спокойно:
— Постарайся побыстрее, у меня земля под ногами горит, а результат мне нужно узнать здесь, там хозяина, как пить дать, перехватят, а тогда, сам понимаешь, мне головы не сносить в любом случае!
— Не дергайся, за субботу надеюсь сделать, в воскресенье отправлю тебе результат.
— Могу бронировать билеты на понедельник?
— Давай.
— Ладно, я на тебя надеюсь.
— ЧЕТВЕРГ. ЛЕТУЧКА