Ловушка для ворона

Гюльгезян Лусинда

— Для начала можешь перестать сдерживаться. Я знаю, у тебя сотни вопросов, — Морган улыбнулся, хитро прищурился и, не дав мне возразить, продолжил. — И я благодарен, что ты пытаешься не ранить мои чувства, но я готов тебе всё рассказать. Яхочу, — и в ответ на моё немое удивление усмехнулся:

— Вряд ли будет хуже, чем вчера.

О да, с этим я была согласна. Поэтому кивнула и приготовилась слушать.

***

Родители Моргана умерли, когда ему исполнилось 16. У него осталась сестра, и ему чудом и взятками удалось убедить органы опеки не забирать её. К четырнадцатилетней Луизе

приставили опекуна, который навещал их через день. Но это было не нужно.

Морган и сам смог бы переплюнуть любого родителя и проверяющего в строгости. Он закончил школу экстерном и поступил в медицинский колледж, чтобы стать сестре хорошим примером. Свою жизнь он полностью посвятил Луизе, что ей не особо нравилось. Какой подросток оценит, что его контролируют?

Но Морган не мог перестать. Он не мог потерять и её. Ему казалось, как только он выпустит сестрёнку из виду, случится ужасное. Как и с родителями, которые уехали в отпуск счастливыми, а вернулись в цинковом гробу.

Каждая разлука, даже если она длилась недолго, вселяла в Моргана страх, что он не успеет попрощаться. Страх, что он выпустит светящиеся глаза сестры из виду, и это будет их последняя встреча.

Самые ужасные страхи имеют свойство сбываться.

Луиза долго уговаривала Моргана отпустить её на каникулы в соседний, более крупный город. Он не мог поехать с ней из-за стажировки в больнице и в итоге сдался. Сестра уехала, а он, к своему удивлению и стыду, испытал облегчение. Никого не нужно было контролировать, ни за кого не нужно было бояться. Можно было просто жить. И за эти несколько дней свободной жизни, когда Луиза больше всего нуждалась в нём, он так себя и не простил. И вряд ли когда-нибудь сможет.

Его сестрёнка, его маленький светлячок, пропала. Не осталось ни её тела, ни кого-нибудь, кто её видел. Подруг у неё не было, молодого человека тоже. Ни одной зацепки. Просто испарилась.

Два года. Столько ему хватило, чтобы погубить сестру.

Морган не смирился с ответами полицейских. Он не страдал, не горевал. Только верил, что она ещё жива. И искал её, нанимал частного детектива, прошерстил местность на сотни километром сам, пробовал заклинания поиска. Ничего. Как будто кто-то не хотел, чтобы её нашли.

Когда полицейские предложили объявить Луизу мёртвой, Морган отчаялся. Это стало для него пощёчиной от реальности. Власти не могут её найти, что сможет сам Морган?

И, когда боль стала невыносимой, к нему пришло облегчение. Он первый раз превратился в ворона. Морган не помнит, как это случилось, помнит лишь пустоту. От мыслей, чувств, вины. От боли. Он знал, как вернуться в тело человека, но не стал этого делать.

Три года он прожил вороном и не собирался возвращаться. Даже собирался сжечь дом — это стало бы своеобразным прощанием с прошлым. Пока случайно не увидел визитку в пустом блокноте сестры. Она упала, когда он в последний раз зашел в комнату Луизы, чтобы ощутить её аромат. Раньше он проверял и блокнот, и остальные вещи, но госпожа случайность оказалась эффективнее, чем месяцы поисков. Морган случайно повалил стопку книг со стола девушки. Среди них была записная книжка с единственной визиткой, которая принадлежала хозяину стоматологии.

Передо мной лежала бордовая карточка из бархатной на ощупь бумаги. Золотистые буквы выводили знакомый адрес и оповещали о необходимости записываться заранее.

— Это наша клиника? —

я охнула и невольно шмыгнула носом. От рассказа мужчины по всему телу пробегала дрожь и, я хоть и пыталась скрыть свои слёзы, не думаю, что преуспела в этом.

Каково это — потерять любящих родителей и единственную сестру? Да, отец с матерью не участвовали в моей жизни с 14 лет. Да, они бросили меня без объяснений, но они живы. И это даёт облегчение. Как минимум потому, что я могу злиться вместо того, чтобы тосковать. И эту возможность я использую на славу.

Но Морган… Единственное, на кого он может злиться — это мир, который забрал сначала родителей, а потом сестру. На его месте я бы сделала всё, чтобы больше никогда ни к кому не привязываться. На своём — я делаю также, пусть и по другим причинам.

Я прочистила горло и попыталась создать хотя бы иллюзию спокойного, ровного голоса:

— Это визитка одного из врачей?

— Хозяина клиники. Полицейские отмахнулись от меня и покрутили у виска — прошло ведь три с половиной года. Та клиника давно переехала, да и визитка могла попасть к Луизе случайно. Может она вообще просто собиралась лечить зубы. Поэтому мне пришлось следить за ним, наблюдать за каждым шагом. А когда ничего подозрительного узнать не удалось, я подделал документы и устроился ассистентом в клинику.

— Не ассистентом, а вторым врачом. Я тебя так до сих пор называю… в своей голове. Лже-доктор, — перекатила я на языке последнее слово. Мне определённо нравится, как это звучит.

Морган улыбнулся, кажется, даже искренне. Не знаю, сколько длился наш разговор, но остатки чая уже остыли, а солнце поднялось достаточно, чтобы осветить тени под его (и наверняка под моими) глазами.

Я не собиралась прерывать его и старалась не задавать лишних вопросов, чтобы не разрушить атмосферу доверия и откровений. Что-то мне подсказывало, что своей историей за все эти годы Морган делится в первый раз. А может и в последний. Один слушатель в десять лет — его скорость. И я последняя, кто мог бы винить его в этом.

Вопрос о том, как мужчина увидел пропавшую сестру, повис в воздухе. Но я не спешила его озвучивать, а он — отвечать. Также я не спешила делиться мыслью, которая крутилась у меня на языке. Лучше затолкнуть её подальше и не вспоминать.

Бессмысленная надежда не даёт ничего хорошего. Она зажигает глаза, окутывает фальшивым удовлетворением говорящего, но надолго ли? Озвучивший надежду уйдёт. Тот, кому её дали, останется. Блеск в глазах болезненно потухнет и больше никогда не зажжётся вновь.

Поэтому я никак не могла озвучить назойливую мысль, которая, я уверена, и так неоднократно посещала Моргана: тело Луизы не нашли, а значит, есть вероятность (ничтожная, одна к сотне тысяч, но всё же есть), что она жива.

— Первый раз я увидел сестру перед превращением в ворона, — мужчина опустил глаза, как будто признавался в чём-то постыдном. — Потом через три года, в ночь перед тем, когда позвонил тебе попрощаться. Я собирался снова стать вороном и не возвращаться.

Такая жизнь была бы проще, но тебе нужна была помощь, а я должен был помочь. Я решил, что сделаю это, а потом улечу. Третий раз я видел сестру вчера, — Морган поморщился, будто воспоминания причиняли ему боль. — И я… будто правда обезумел. Я видел её так отчётливо, что мне просто не могло показаться. Бежал за ней, но она исчезла. А дальше ты всё видела.