Ловушка
Шрифт:
— Скоро мост, — тихо проговорил Рыжий. — Хотите остановиться, размяться? Поесть надо.
— Да, не помешает. Меня всю перекрючило, — судорожно вздыхает пфальцграфиня, высунув нос из тёплого уютного логова плотных накидок. Не хочется покидать пригретое местечко, но затёкшие и онемевшие мышцы спины и ягодиц просят пощады.
Она за последнюю неделю много спала, ела, гуляла. Округлилась и посветлела лицом. Травница осталась довольна. Кузнец, появившийся в назначенный срок, присвистнул, мысленно сравнивая её прежнюю и настоящую.
Он всё понимал. Легко ли деве принять измену родного человека — сестры? Как справится с этим госпожа Вэлэри, если вина изменницы будет доказана? За такое деяние во все времена карали смертью.
Очередная остановка. Лёгкий перекус. Несколько глотков креплёного вина.
Под ногами путаются опавшие преющие листья, почти потерявшие свою яркую окраску. Влажный воздух, смешиваясь со сладковатым запахом земли, бодрит. В душе пустила ростки тоска, провожая уходящее тепло хмурой плачущей осени.
Мост проскочили быстро. Фиона, остановив лошадь у подоспевшего сержанта, всунула в его протянутую руку таможенный сбор и, догнав Руди, спросила:
— В Штрассбурх не будем заезжать?
— Нет, — коротко ответил тот. — На всякий случай свернём влево и объедем город с обратной стороны.
— Я не обходила, — возразила Рыжая.
— Тебе и не нужно было…
Наташа не понимала, к чему такая предосторожность. В лесу дорога в поместье разветвлялась на две. Одна из них уводила в деревни другого графства. Но вмешиваться не стала, безразлично оглядывая надвигающие городские стены.
— Приехали, — остановил коня кузнец, спешиваясь. Ссадив пфальцграфиню, повернулся к ведунье, приближаясь к ней.
Но она не стала ждать помощи, легко спрыгнув со скакуна:
— Ну что, я пошла? — поглядывала на Рыжего, переминаясь с ноги на ногу, поправляя объёмную суму на плече.
— У нас всё получится, — Наташа сжала её руку, подбадривая. — Должно получиться. — Смотрела вслед Фионе, растворившейся в туманных сумерках.
Девушка огляделась, узнавая место. Вечереет. За едва просматривающимся поворотом, дорога вела прямо к въездным воротам поместья. Слышен запах дыма, запах дома. Топят камины и печи. Она зябко поёжилась. По телу расползалась нервная дрожь.
— По этой тропке нужно углубиться в лес. Здесь тихо, зверья нет. Идёмте, — звал за собой Руди, ведя в поводу лошадей.
В замок снова требовалась прачка. Прежняя, выслушав пояснение, что стирки стало вдвое меньше и нанимать помощницу ей не собираются, взяла расчёт. Поговаривали, что хозяйка в целях экономии урежет плату. Вот так будешь год горбатиться, руки рвать и жилы тянуть, а при расчёте ничего и не получишь. Экономка разведёт руками и перекрестит, подталкивая
Хенрике недоумевала: «К чему вторая прачка, если теперь и одна справится?» Тяжело?.. А кому легко? Свои не хотят работать? Не нужно. Близится зима. Придут наймички из тех, кто летом скакал от одного хозяина к другому в поисках лучшей оплаты, а теперь будет рад пересидеть в тепле да сытости до весны. Они будут готовы работать за пару серебряных монет, крышу над головой и харчи. Только никто не торопился. Второй короб быстро наполнялся грязным бельём.
— Я пришла наниматься на работу, — промокшая девка в надвинутом на лицо капюшоне, теребила грязную суму на боку.
Немолодой стражник с любопытством уставился на синеокую крестьянку. Таких в округе он не видел. Высокая, приметная. Стало жалко:
— А ты знаешь, что хозяйка нанимает только за кров и снедь?
— Мне подойдёт, — горестно вздохнула она, шмыгнув носом. — Уже две недели скитаюсь. Погорелица я.
— Шла бы ты в другое место, девка. Кормят здесь не ахти. Отощаешь на хозяйских харчах. — Заглянув за её спину, отодвинул в сторонку: — Посторонись-ка, милая… — Распахнул воротину шире.
Всадник, ведя в поводу второго коня, остановился, соскакивая у прохода:
— Кого поймал, Горст? Смотрю и не узнаю. Не из наших, — Рыжий скалился белозубой улыбкой, с любопытством осматривая странницу, попутно копошась в седельной суме: — Вот привёз тебе, что заказывал.
— А я уже забыл, — служивый, схватив протянутый свёрток, поднёс его к веснушчатому лицу, принюхиваясь и крякая от удовольствия.
— Зато я не забыл. Да и прошло четыре дня. Что девку под дождём держишь, не пропускаешь? К кому пожаловала?
Фиона кашлянула, сгорбившись и поскуливая:
— Наниматься пришла, а меня не пускают.
— Прачкой что ли? — Руди не удивился. Стражнику: — А что не пускаешь? Минна говорила, что ждут — не дождутся, все глаза проглядели. Не её ли поджидают?
— Так ведь… — замялся охранник.
— Ладно, я поехал. — Кузнец вскочил на коня. — Устал, как чёрт, а ещё заказ в деревню доставлять.
— Так вечер уже. Утром что ли нельзя?
— Просили сегодня. Не запирай ворота. Запрягу коня и подъеду.
Горст проводил его задумчивым взором, заталкивая свёрток за пазуху:
— Давай, девка, проходи. Оно ведь как… Отогреешься, обсохнешь, не понравится — уйдёшь.
Фиона шустро просочилась мимо него:
— Спасибо, дяденька. А куда идти?
Он махнул в сторону ворот, за которыми возвышалась громада замка.
На входе во двор заминки не произошло. Стражник, услышав, что девка пришла наниматься в прислуги, пропустил её без лишних расспросов, указав на низкую дверь в кухню:
— Иди туда, там спросишь Минну. Она проводит куда надо.