Ловушка
Шрифт:
– Он стал дезертиром, – проговорил Ричер. – Во всяком случае, в формальном смысле. Он оставался на службе в армии – и сбежал. Тогда приняли решение не начинать поисков. Наверное, все произошло именно так. Да и что армия могла сделать? Неужели они стали бы возбуждать дело против человека с безупречным послужным списком, сделавшего девятьсот девяносто один боевой вылет и сбежавшего после того, как он получил ужасные ранения и стал инвалидом на всю оставшуюся жизнь? Нет, они не могли так поступить. Война была непопулярной. Нельзя послать изуродованного героя в Левенуэрт [18] как дезертира. Однако армия не
18
Город в штате Канзас, где находится Левенуэртская военная тюрьма.
– Именно по этой причине его нет на Стене. Они знают, что он жив, – сказала Джоди.
Ричеру не хотелось выпускать из рук кости. Он еще раз провел пальцами по всей их длине. Одна часть оставалась идеально гладкой, эти концы наверняка подошли бы к человеческой кисти.
– А вы изучали его медицинскую карту? – спросил он у Ньюмена. – Просматривали старые рентгеновские снимки, проверяли карточку дантиста и все остальное?
Ньюмен покачал головой:
– Он ведь не относится к категории «пропавший без вести в бою». Он выжил и дезертировал.
Ричер вернулся к гробу Бамфорда и аккуратно положил две желтые кости в угол деревянного ящика.
– Я не могу в это поверить, Нэш. Я многое о нем знаю. Этот человек не мог стать дезертиром. Все его прошлое, его поведение во время войны… Мне многое известно о дезертирах. Я выследил и поймал немало таких парней.
– Он сбежал, – сказал Ньюмен. – Это неоспоримый факт, зафиксированный в документах госпиталя.
– Он выжил после катастрофы, – продолжал рассуждать Ричер. – Тут не может быть никаких сомнений. Он был в госпитале. И с этим трудно спорить. А что, если это не побег? Быть может, он не понимал, где находится, потому что его разум оставался под воздействием сильных лекарств? Быть может, он вышел из больницы и просто потерялся?
Ньюмен вновь покачал головой.
– Он все прекрасно понимал.
– Но откуда вы это знаете? Потеря крови, истощение, лихорадка, морфий…
– Он дезертировал, – упрямо повторил Ньюмен.
– Это не согласовывается с его характером, – возразил Ричер.
– Война меняет людей, – не сдавался Ньюмен.
– Не настолько сильно.
Ньюмен подошел ближе и понизил голос до шепота:
– Он убил санитара. Санитар увидел, как Хоби уходит, и попытался его остановить. Все это есть в досье. Хоби сказал: «Я не вернусь» – и ударил санитара бутылкой по голове. Проломил ему череп. Они положили парня на кровать Хоби, но он умер. Вот причина секретности, Ричер. Он не просто дезертировал, на нем еще и убийство.
В лаборатории наступила полная тишина. Шипели кондиционеры, сладкий аромат глины заполнял помещение. Ричер положил руку на блестящий край гроба Бамфорда, чтобы удержать равновесие.
– Я не верю, – повторил он.
– Ничего другого не остается, потому что это правда, – сказал Ньюмен.
– Я не могу рассказать его родителям такую правду. Она их убьет.
– Ничего себе секретность, – возмутилась Джоди. – Как они могли оставить его безнаказанным, если он совершил убийство?
– Политика, – ответил Ньюмен. –
– Возможно, он умер позднее, – сказал Ричер. – Может быть, ушел в джунгли и там погиб. Он ведь все еще был серьезно болен.
– Но как это поможет тебе? – спросил Ньюмен.
– Тогда я смогу сказать его родителям, что он мертв, и скрыть некоторые детали.
– Ты хватаешься за соломинку, – сказал Ньюмен.
– Нам нужно уходить, иначе мы не успеем на самолет, – напомнила Джоди.
– Вы посмотрите его медицинскую карту, если мы сумеем получить ее у родителей Хоби? – спросил Ричер.
Ньюмен ответил не сразу.
– Медицинская карта у меня, – наконец сказал он. – Леон привез ее с собой. Родители отдали ему все документы.
– Так вы их посмотрите? – вновь спросил Ричер.
– Ты хватаешься за соломинку, – повторил Ньюмен.
Ричер повернулся и указал на сотню картонных коробок, стоящих на стеллажах в дальнем конце лаборатории.
– Возможно, он в одной из них, Нэш.
– Он в Нью-Йорке, неужели ты не понимаешь? – воскликнула Джоди.
– Нет, я предпочел бы, чтобы он был мертв, – с горечью сказал Ричер. – Я не могу вернуться к его родителям и рассказать им, что их сын дезертир и убийца и что все это время он был жив, но не пожелал с ними связаться. Он должен быть мертвым.
– Но он жив, – жестко сказал Ньюмен.
– Однако мой вариант возможен, верно? – спросил Ричер. – Он мог умереть позднее. Где-то в джунглях или в другом месте, во время побега. Болезнь, истощение, ведь так? Может быть, его скелет уже найден. Вы проверите его? В качестве одолжения для меня?
– Ричер, нам нужно уходить, – сказала Джоди.
– Вы это сделаете? – снова спросил Ричер.
– Я не могу. Господи, это дело помечено грифом секретности, неужели ты не понимаешь? Мне вообще ничего не следовало вам говорить. Кроме того, сейчас я никого не могу добавить к списку пропавших без вести в бою. Мы должны уменьшать их количество, а не увеличивать.
– А вы можете провести расследование неофициально? Частным образом? Вы ведь можете, правда? Вы же здесь главный, Нэш. Ну пожалуйста! Для меня.
Ньюмен покачал головой.
– Ты хватаешься за соломинку.
– Пожалуйста, Нэш.
После долгого молчания Ньюмен вздохнул.
– Ладно, черт возьми, я согласен. Для тебя.
– Когда? – спросил Ричер.
Ньюмен пожал плечами.
– Завтра с утра, наверное.
– И вы сразу же позвоните мне?
– Конечно, но сейчас ты попусту теряешь время. Куда звонить?
– Звоните по моему мобильному, – предложила Джоди и назвала номер.
Ньюмен записал его на рукаве лабораторного халата.
– Благодарю, Нэш, я очень ценю вашу помощь, – сказал Ричер.
– Пустая трата времени, – проворчал Ньюмен.
– Нам нужно идти, – нетерпеливо сказала Джоди.
Ричер кивнул, и все трое направились к выходу из лаборатории. Лейтенант Саймон уже ждал их и предложил подвезти в аэропорт.
Глава 15
Несмотря на первый класс, обратный полет оказался ужасным. Это был тот же самолет, но теперь он летел на восток, в Нью-Йорк, преодолевая вторую сторону гигантского треугольника. Самолет успели вычистить, проветрить, осмотреть, наполнили баки топливом; кроме того, поменялся экипаж. Ричер и Джоди сидели на тех же местах, с которых встали семь часов назад. Ричер вновь уселся у иллюминатора. Однако теперь все было иначе. Кресло оставалось широким и удобным, обитым мягкой кожей, но он больше не испытывал удовольствия.