Ложь, которую мы произносим
Шрифт:
У сына отвисла челюсть.
– Ты с ума сошла?
Я протянула руку.
– Отдай свой мобильник.
Фредди крепко в него вцепился.
– Ни за что.
Я выхватила у него телефон и бросила следом за своим.
– Зачем ты это сделала? – завопил Фредди. – Ты спятила, мам.
– Нет, не спятила, – возразила я. – А пытаюсь спасти наши жизни. Телефоны может отследить полиция. Мне стоило подумать об этом раньше.
Мы все шли и шли. Не разговаривали, словно по какому-то негласному уговору. Что тут было сказать? Только что-нибудь чудовищное.
– Что за шум? –
– Прости, мам, – тихо произнес Фредди.
Я посмотрела на землю, туда же, куда смотрел он. Там была лужа. Он обмочился. Будто малыш.
– Нас преследуют? – жалобно спросил он.
Прежний гнев пропал. Голос у сына был таким несчастным, что я почти ощутила благодарность.
– Нет. Никто не знает, что мы здесь. Я просто запаниковала, вот и все.
Но это могло оказаться неправдой. Что, если нас заметили? Это же довольно легко. Кто-то со станции. Тот собачник, мимо которого мы проходили. Водитель грузовика. Пассажир поезда мог увидеть наши фото, которые, наверное, уже распространяли.
– Я должен был сдаться, – тихо сказал Фредди. – Теперь и тебя втянул в неприятности.
– Это был и мой выбор тоже, – напомнила я. Я не собиралась опекать его, отрицая все заявления подряд. Ответственность лежала на нас обоих. Даже сдайся мы сами, против Фредди все равно выдвинули бы обвинение.
– Расскажи о той девушке, которая умерла из-за твоих таблеток, – попросил сын.
Мои мысли вернулись ко дню знакомства с Эмили. Моей невероятно теплой, милой подругой. Она постучала в дверь комнаты вскоре после того, как я переехала в студенческое общежитие.
– Просто подумала, не хочешь ли ты кусочек шоколадного торта, – произнесла она. – Его мне мама испекла. А я не могу столько съесть в одиночку.
Эмили поделилась им даже со студентами в коридоре. Забота обо всем вокруг – вот ее отличительная черта. Я часто замечала, что привлекательные люди вовсе не так красивы внутри, но Эмили была прекрасна со всех сторон. Она напоминала старинную куклу – светлые кудряшки, яркие фарфорово-голубые глаза. Так не похоже на мою мрачную внешность.
И, как фарфор, ее оказалось легко разбить.
– Не хочу об этом говорить, – ответила я. – Все, что могу сказать: вреда я ей не желала.
Фредди кивнул:
– Я понимаю, мам.
– Как? Ответь мне. – Я не сумела удержаться от этого вопроса.
Его губы сжались.
– Уже говорил, будет лучше, если я не стану отвечать.
Мы снова двинулись в путь. Наши шаги становились все медленнее.
– А что сделал папа? – спросил сын. – Вчера вечером ты упомянула какого-то Чэпмена.
– Тебе придется самому спросить отца.
– Это вряд ли. Он говорил о ком-то по имени Зак. – Фредди пристально посмотрел на меня. – Это правда просто друг?
– Да. Клянусь.
– Хорошо.
Поднялся сильный ветер. Здесь, вдали от большого города, было холоднее, чем в Лондоне. Где-то тут мы ожидали найти лавку, чтобы купить
– Погляди, – натянуто произнес Фредди.
Путь нам преграждал большой красный трактор. Крышка двигателя была открыта. Какой-то мужчина засунул внутрь голову, а у его ног стоял ящик с инструментами. Затем мужчина заметил нас. Прятаться было слишком поздно.
– Добрый день, – произнес незнакомец, его акцент я приняла за корнуолльский.
– Добрый день, – ответила я, стараясь, чтобы мой голос звучал нормально. Фредди промолчал.
– Ветреный денек вы выбрали для прогулки.
– На самом деле мы немного заблудились, – сказал Фредди.
Я стрельнула в него взглядом из разряда «о чем ты говоришь?».
– В отпуске, да?
– Вообще-то ищем жилье. Только сегодня приехали, а позже встречаемся с моим отцом.
Меня потрясло то, с какой легкостью ложь слетела с уст моего сына, пусть даже первая часть фразы была, возможно, правдой. Тем не менее сказать про «папу» было умно. Это может сбить фермера со следа, если в новостях он услышит что-нибудь о женщине и подростке в бегах.
– Правильную часть света выбрали. Ни на что не похожую. Как я постоянно твержу своей миссис, это рай земной с полями и морем. Давайте вывезу вас на верную дорогу?
Говоря, он продолжал возиться с трактором, и теперь оттуда раздалось жужжание, а после – неуверенное урчание двигателя, постепенно перешедшее в более громкий и ровный звук.
– Вот моя красавица. – Фермер постучал по капоту. – Запрыгивайте. Я вас подвезу.
– Спасибо, – быстро ответила я, – но мы хотели бы прогуляться.
– Не будьте дурнями. Туда поглядите. – Он указал на серое небо. – Даю минут десять до ливня, который обещали по радио. А тут места хватит и вам, и вашей собаке.
– Это действительно клево с вашей стороны, – сказал Фредди, забираясь внутрь.
Он протянул мне руку. Даже слов не понадобилось. Его глаза все сказали. Отказываться от помощи было бы слишком странно. Пока мы неторопливо катились, я готовилась к неизбежному: «Откуда вы?» Но вместо этого наш спаситель хотел говорить лишь о красоте графства, в котором родился, и о том, как он, его отец и отец его отца занимались тут сельским хозяйством. Пока он болтал, мне пришло в голову, что воздух здесь пахнет иначе.
Свежестью. Чистотой.
В отличие от моей совести.
– Меня из Корнуолла нипочем не вытащишь. Не понимаю, почему молодежь рвется уехать. Видите это? – Фермер указал на ветхий коттедж в конце неровной дороги, по которой мы ехали. – Принадлежал Глэдис Фервуд. Родилась она там, выросла там. Сейчас переехала в дом престарелых. Но захотел ли ее племянник тут жить? Нет, не захотел. Вместо этого уехал в Австралию.
На мгновение он замолк, чтобы перевести дух.
– Теперь коттедж выставлен на продажу, но продать его не могут ни за деньги, ни по любви. Чертов позор. И это не единственное такое местечко. Их довольно много. Просто стукните Джиму в окошко и убедитесь. Он руководит местным агентством недвижимости. Большинство гроклов решают перебраться сюда из-за низких цен и пейзажей. Но начинают скучать по ярким огням и уезжают через год.