Ложь
Шрифт:
Глупо. Так глупо. Но я не знаю, что сказать. Я кручусь и кружу вокруг этой правды, и не могу принять ее.
— Конечно, я охрененно уверен, — огрызается он. — Я... бл*дь, Наташа. Они мертвы! Это моя вина. Как я смогу продолжать жить с этим, с тем, что я сделал?
—Это не твоя вина, — говорю ему, умоляя, и слезы начинают падать. — Это не наша вина. Ты не знал. Откуда ты мог знать?
— Я должен был знать, — говорит он. — И теперь мой сын, мой сын... — Он замолкает, начиная рыдать.
О мой бог.
Боже мой.
—
Он плачет на другом конце, и мое сердце словно разбивается и разбивается молотком, а затем чувство вины накрывает меня сверху, сеть, вечно удерживающая меня в правде того, что мы сделали.
В нашей любви нет серого. Есть только чёрное. Резкое, тяжёлое и совершенно неправильное.
Я лишаюсь всего, что есть. Любви, жизни, души. Через секунду все это исчезнет.
— Я больше никогда не увижу тебя, — говорит он мне, и силы снова возвращаются к нему. — Мы сделали это. Мы были ошибкой. Ужасной гребанной ошибкой, и она стоила мне абсолютно всего.
Я не могу говорить. Качаю головой, слезы текут.
— Прощай, Наташа, — говорит он. — Пожалуйста, не связывайся со мной. Ты никогда не существовала. Мы никогда не существовали. Нас никогда не будет. Я этого не заслуживаю.
Телефон отключается и повисает тишина.
Я бросаю его на кровать, смотрю на него, пока слезы не размывают зрение. Я пытаюсь дышать, но не могу. У меня пересохло в горле, сердце хочет вырваться из груди и убежать далеко-далеко. Не могу винить его. Я хочу убежать, хочу умереть. Хочу выкопать могилу и похоронить себя глубоко-глубоко.
Бригс потерял жену и ребёнка.
Свою жену.
Своего ребёнка.
Красивого, улыбчивого мальчика, которого он любил больше всего на свете.
В одно мгновение он потерял все.
Потому что полюбил меня.
Он выбрал меня.
Рассказал правду.
Нашу ужасную, грешную правду.
Я падаю обратно в постель, чувствуя, как черные руки хватают меня и душат. Меня не волнует, что будет дальше. Сердце разбивается и осядет от его слов, зная, что я никогда не увижу его снова, зная, что мы были ошибкой. Моя душа плачет о тех жизнях, которые мы отняли. Все мое существо умирает, потому что я знаю, как бы я ни чувствовала себя сейчас, какими бы страшными ни был груз и стыд, которые мне придется нести, это ничто по сравнению с тем, через что придется пройти Бригсу.
Я ужасный человек.
Самый худший.
Мелисса понятия не имела, как низко я пала, до какой степени на самом деле опустилась.
Я так сильно ненавижу себя. Очень сильно.
Глядя в потолок, я плачу, сначала молча, потом начинаю кричать, орать, задыхаться от слез. Кусаю кулак, пока не оставляю глубокие следы зубов на коже, маленькие красные борозды, почти разрушающие поверхность. Грудь и сердце, кажется, сходятся в одной точке, разбиваясь на мелкие кусочки, заставляя меня содрогаться и дрожать, борясь за жизнь и желая умереть. Все в одно и то же время.
Боли так много, слишком много, и я не могу остановиться,
Я сделала это.
Я заслуживаю этого.
Этого горького, чёрного конца.
Я никогда не двинусь дальше.
Никогда не буду прежней.
Никогда не перестану ненавидеть себя.
Я убила двоих человек.
И я никогда снова не увижу Бригса МакГрегора.
Глава 17
БРИГС
Лондон
Наши дни
— Папочка, — говорит Хэймиш, голос такой нежный и любопытный.
Даже не глядя на него, я знаю, что это сон, что не останавливает мое сердце от расширения, потому что каждая часть меня жужжит от ощущения того, что значит быть живым. Возможно, мне снится сон, но это благословение знать это, держаться за каждый образ, за каждое чувство.
— Что такое, Хэйм? — поворачивая голову, спрашиваю я.
Мы лежим рядом на траве в саду на Принсес стрит. Я на боку, листая его раскраску, в то время как он лежит на спине, указывая на небо пухленькими пальчиками. Я так и не понял, в кого он такой. Мы с Мирандой худые, но, полагаю, такое могло передаться неизвестно откуда. И хотя у меня в бороде, когда она отрастает, есть немного рыжих волос, Хэймиш просто морковка. Все говорили, что он потемнеет, как и я, когда подрастёт, но у меня было ощущение, что он ещё долго останется рыжиком.
Полагаю это нечто такое, чего я никогда не узнаю.
— Что это за облако? — спрашивает он, и я смотрю вверх на проплывающие облака, на которые он указывает.
Я прищуриваюсь.
— Ну, даже не знаю. Что ты видишь?
— Это сожаление?
Я добродушно смеюсь.
— Ты имеешь в виду созвездие. И это ведь когда видны звезды. Только ночью, когда темно.
— Почему мы не видим звёзд днём?
— Потому что, — говорю я ему, выбирая простое объяснение, — звезды такого же цвета, что и солнце, но солнце ярче. Оно заставляет их исчезнуть.
— А что такое облака?
— Сахарная вата, — говорю ему. — Божьи подушки. У них так много функций.
— Расскажи мне историю об этом облаке, — говорит он, указывая вверх.
Облако бесформенное, но на моих глазах превращается в лицо. В лицо Наташи.
Я с трудом сглатываю.
— Это девушка, — тихо говорю я.
— Она принцесса, — предполагает он. — Расскажи мне историю о ней.
Я смотрю на таинственные глаза Наташи и высокие скулы, видные в дымке белого.
— Жила была принцесса, которая очень любила мужчину. И мужчина любил ее. Он поклялся, что убьет ради нее драконов, пройдёт через опасные земли, сделает все, что угодно, чтобы только быть рядом с ней. Он готовился к тому моменту, когда она будет принадлежать ему, а он ей. Но этот момент не наступил, когда он думал, должен был. Вместо этого мужчина должен был потерять все в своей жизни.