Ложка дегтя
Шрифт:
В цехе я долго бродил по ржавым железным лестницам и переходам, пока не попал в большое помещение, где было полно народу.
Мне открылась великолепная картина, ночной кошмар начальника оперативно-следственного отдела. Стольких запрещённых предметов, собранных в одном месте я ещё не видел, за исключением конторского хранилища. В цехе стояло множество проржавелых столов, оставшихся ещё со времён, когда завод действовал, и на них были разложены товары. У каждого стола стоял «продавец», объясняющий заинтересовавшимся принцип действия того или
– Здорово, Дениска! – жизнерадостно окликнул меня кто-то, когда я, поставив баулы, выпрямился.
Я обернулся и увидел молодого человека, протягивающего мне руку.
– Ночным поездом приехал? – спросил он меня, когда мы обменялись рукопожатиями.
– Ага, - ответил я осторожно, решив не вдаваться в подробности.
Отвечать мне пришлось хриплым голосом, чтобы не выдать себя. Это удивило юношу:
– Ты чего сипишь? Простыл?
Дурацкий вопрос! Неужели есть люди, которые хрипят просто так?
– Да. В поезде продуло, - старательно прохрипел я.
Юноша немного поругал железнодорожников, которые не следят за своими вагонами, а затем поинтересовался:
– Как Махамет поживает?
– Нормально.
– Подгляд ему понравился?
– Ещё бы! – Я понятия не имел, о чём шла речь.
– А снильниц парочку он не хочет заказать? – не отставал назойливый парень.
– Они вроде неплохо идут у вас в городе.
Я изобразил что-то неопределённое на лице. Юноша истолковал это по-своему и удивился:
– Ты что, не знаешь? Список не смотрел разве?
– Не то чтобы не смотрел…
– У тебя его нет разве?! – пристально посмотрел на меня приставучий собеседник.
На моё счастье в зале началось шевеление. Все засуетились и начали глядеть на какую-то кабину, которая возвышалась над залом. Когда-то она была остеклена, но сейчас все стёкла на ней были выбиты. В одном из проёмов появился господин Смирнов собственной персоной. Я узнал его по фото; мне его Барышев показывал, говорил, что запросил у местных паспортистов. Неброская, как у всех дилаперов, внешность. Запомнить трудно, но у меня за время работы во ФСЕНе выработалась профессиональная память на лица, тем более, что приходилось частенько запоминать невыразительные дилаперские физиономии.
В зале подхалимски зааплодировали. Мелкие торгаши, собравшиеся на это мероприятие, гордо именуемое онтоярмаркой, вызывали у меня раздражение. А вот Смирнов – фигура крупная. К нему, чувствую, на хромой козе не подъедешь. Виталий поднял руку, и зал послушно затих.
– Дорогие друзья, соратники, единомышленники! – пафосно начал речь Смирнов с истинно дилаперским красноречием. Их специально на это натаскивают.
– Нас считают преступниками. Нас ловят спецслужбы. Особенно рьяно нас преследуют недоумки фсеновцы…
«Вот за эти слова ты ответишь! Обещаю!» - мысленно обиделся я.
– Но мы снова вместе, и это здорово! Мы несём свет разума
Смирнов некоторое время с надрывом рассказывал, какие они, торговцы, хорошие и пригожие, а потом плавно перешёл к онтронике:
– Наш мир онтологически беден. Мы стиснуты дурацкими законами онтологии, которые наши доморощенные мудрецы считают незыблемыми и вечными. Следствие всегда идёт за причиной. У объекта есть совокупность свойств. Целое собирается из частей. Явления отражают сущность.
Меня, опера-физика, мало волнуют онтологические законы. Естественный кодекс не предусматривает нарушения таких законов. Но изменение онтологии, которое проделывает онтроника, влечёт за собой нарушения физических, химических, биологических, геологических и прочих законов природы.
– Мы стиснуты рамками дурацкой биполярности, - вещал бывший дилапер. – Сила-слабость, тёмное-светлое, вещество-поле, бесконечное-конечное… Никаких третьих противоположностей не допускается. До каких пор мы будет это терпеть?
Толпа торгашей загудела, показывая, что на самом деле терпеть сие безобразие не намерены.
– Но есть мудрая цивилизация из славного Миогена, которая научилась преодолевать это. Они научились управлять не только законами природы, но и законами онтологии. И это они делают с помощью онтроники.
Похоже, Смирнов завёлся не меньше чем на час.
– Дебилы-фсеновцы запретили нам продавать онтронику. Но среди нас есть умные головы, которые нашли выход. Мы продаём обонточку – вещи, которые по физическим и химическим свойствам не отличаются от обычных вещей. Пусть обонточка лишь жалкое подобие онтроники, но с помощью неё мы прольём свет знаний на наших жителей. Мы приучим их к мысли, что законы мира можно менять и управлять ими. Ибо тупицы подчиняются законам, умные – используют их, а гении – изменяют.
Тут Виталий немного погорячился. Депутаты тоже меняют государственные законы, но гениев среди них я не замечал.
– Попрошу вас отметить аплодисментами открытие очередной онтоярмарки! – провозгласил демагог, и я с облегчением вздохнул.
Все оживились и задвигались между столами. Смирнов возвышался над толпой и, скрестив руки на груди, с улыбкой наблюдал за курьерами. Чтобы не стоять, как истукан, я тоже засуетился и, затесавшись в толпу, задвигался вместе с ней. Перемещаясь от стола к столу, я прислушивался к зазываниям торговых агентов:
– Приобретайте вредосос. Обонточивается из пылесоса. Удаляет всё вредное, включая шум от соседей и вредные привычки!
– А вот загляда! – Другой агент указывал на телевизор, стоящий на столе. – Позволяет заглядывать в будущее. Время заглядывания регулируется.
– Пакушка нужна? – навязывал третий агент рюкзак ярко-синего цвета. – Позволяет перетаскивать вещи любой массы и габаритных размеров. При этом его масса и размеры остаются неизменными.
Бойкий паренёк тряс какой-то кастрюлей и весело взывал к курьерам: