Ложная память
Шрифт:
Этим вечером доктор пребывал в совершенно великолепном настроении. Игра на доске обещала получиться очень интересной. Но еще больше обещала его другая, большая игра, которую он вел вне этой комнаты; она, похоже, становилась интереснее час от часу.
Мистер Родс взялся читать «Маньчжурского кандидата». Скорее всего, Дастину не хватит ни воображения, ни интеллекта для того, чтобы найти все ключи, содержащиеся в этом романе, понять истинное качество и масштаб сети, в которую он угодил. Перспективы спасения для него и его жены просматривались весьма смутно, хотя, конечно, были несколько лучше, чем до тех пор, пока он
Только безнадежно самовлюбленный человек, человек, страдающий манией величия или каким-то иным психическим заболеванием, стал бы год за годом участвовать в любых спортивных соревнованиях, точно зная заранее, что обязательно победит. Для настоящего — и, конечно, уравновешенного — игрока элемент сомнения, по крайней мере намек на волнение об исходе, требовался обязательно, иначе и играть не стоило бы. Он должен проверять свои навыки и бросать вызов вероятности; нет, не быть справедливым по отношению к другим игрокам — справедливость — это забава для дураков, но держать себя в тонусе и оставить самому себе возможность для дополнительных развлечений.
Доктор всегда усложнял свои сценарии, расставляя ловушки на самого себя. Как правило, западни были не насторожены, но все равно смутно вырисовывавшаяся на горизонте возможность бедствия подбадривала его и требовала ловкости. Ему нравилось в себе это проявление озорства, и он поощрял его сам в себе.
Так, например, он разрешил Сьюзен Джэггер замечать сперму, которую оставлял в ней. Он мог дать ей команду забыть об этом неприятном свидетельстве прошедших событий, и она выбросила бы его из головы. Позволяя ей обнаруживать следы своих посещений и направив подозрения в сторону покинувшего ее мужа, доктор дал возможность личности Сьюзен обзавестись мощными мотивами к действиям, последствия которых он не мог предсказать. Так и оказалось: он никак не мог вообразить себе ловушки с видеозаписью.
К числу таких ловушек в этой игре относился и «Маньчжурский кандидат». Он вручил книжку Марти, приказав ей забыть, от кого она получила ее. Он внедрил ложную память, согласно которой в течение каждого из сеансов Сьюзен Марти понемногу читала роман, хотя на самом деле она вообще не раскрывала его; он время от времени поддерживал это внушение, сообщая ей несколько фраз совершенно общего характера, которыми она могла бы охарактеризовать историю, если Сьюзен или кто-нибудь еще станет расспрашивать ее о книге. Если бы бестолковое, невразумительное, деревянное описание книги, столь нехарактерное для Марти, удивило Сьюзен, то она могла бы сама заглянуть в нее, обнаружив в тексте связь с реальными проблемами своей жизни.
Самой Марти не было поставлено строгого запрета читать роман, лишь внушено нежелание делать это, которое она, в общем-то, вполне могла преодолеть в самый неожиданный для Аримана момент. Но вместо этого по неведомой причине удить рыбу в книжке принялся мистер Родс.
Где заканчивается вымысел и начинается действительность? В этом и состояла сущность игры.
Доктор расхаживал вокруг большого стола, стараясь угадать, кто же сегодня победит — Крокетт или Капоне, его черная пижама-ниндзя издавала шелковый свистящий шорох. Р-рат-тл-р-рат-тл, гремели кости в стаканчике.
Если бы дизайнеру задали
Половину помещения занимал ресторан, а другую — бар; разделяла их массивная арка, по бокам которой стояли колонны красного дерева на мраморных постаментах. Сейчас, ранним вечером, когда трудящийся люд еще только начал расходиться из своих контор, бар был заполнен молодыми одиночками, которым богатство позволяло свободно распоряжаться своим временем. Они были, пожалуй, агрессивнее, чем охотящиеся лесные кошки. Зато в ресторане было совсем свободно.
Официантка проводила Дасти и Марти к расположенному у стены столику. У стоящих рядом с ним кожаных кресел были такие высокие спинки, что посетители оказывались фактически в отдельном кабинете, открытом лишь с одной стороны.
Марти нелегко было заставить себя отправиться в такое людное место, рисковать тяжелым унижением в том случае, если ее настигнет там непреодолимый приступ паники. Но то, что последние приступы, случившиеся после того, как она покинула офис доктора Аримана, были сравнительно несильными и непродолжительными, придало ей смелости.
И, несмотря на то же самое опасение публичного унижения, она предпочла бы поесть здесь, а не в своей собственной кухне. Ей было трудно заставить себя пойти домой, где неубранный хаос в гараже пристыдит ее, напомнив о безумном, невероятном намерении избавить дом от потенциального оружия.
И еще сильнее, чем гараж и другие напоминания о том, как она потеряла власть над собою, ее пугал автоответчик, дожидавшийся в кабинете. На нем, и это так же точно, как то, что Хэллоуин бывает 31 октября, записано сообщение от Сьюзен, датированное вчерашним вечером.
Чувство долга и честь не позволяли Марти стереть ленту, не прослушав ее. Она не была даже способна перепоручить эту мрачную ответственность Дасти.
Но прежде чем она будет способна выслушать этот любимый голос, будет готова взвалить на свои плечи эту великую вину, которая ей наверняка будет предъявлена, ей следовало подкрепить свою храбрость. И немного набраться силы духа. Как законопослушные граждане, они следовали совету лейтенанта Бизмета: бутылка пива «Хейникен» для Дасти, «Сьерра-Невада» для Марти.
С первым же глотком пива она приняла валиум, несмотря на то что на аптечном пузырьке было напечатано недвусмысленное предупреждение: не смешивать бензодиазепин с алкоголем.
Проживи тяжелую жизнь и умри молодым. Или в любом другом случае все равно умри молодым. Вот такой перед ними открывался выбор.
— Если бы только я позвонила ей вчера вечером… — сказала Марти.
— Ты была не в том состоянии, чтобы звонить. Ты была просто не в состоянии помочь ей никоим образом.
— Может быть, услышав это в ее голосе, я смогла бы найти силы для того, чтобы оказать ей помощь.