Ложный король
Шрифт:
– Что ж, теперь всё становится на свои места, – подытожил Сальвадор, приняв к сведению услышанное. – И даже нездоровый энтузиазм леди Улиссы. Попробуй проживи на островах среди собачьего холода и болот с её амбициями и самомнением.
– Не спорю, – согласился хранитель ключей. – Слышал от неё самой, что она так радовалась, узнав о смерти принца во время тавромахии, что назвала этот чудовищный случай воздаянием за своё незаконное изгнание и закатила пир на всю округу вокруг Афенора. Если так пойдёт и дальше, боюсь, что скоро она может додуматься отдать приказ вынести из гробниц тела всех Роксбургов, протащить
– Полагаю, на этот случай у вас уже есть план по спасению королевских останков?
– Разумеется, – Корвен многозначительно посмотрел на казначея. – К тому же её величество Иммеле весьма однозначно заявила, что никогда, ни в каком виде не поддержит глумление над трупами и пообещала мне всяческое в этом вопросе содействие.
– Да, королева достаточно благоразумна и мягкосердечна.
– И слаба – как в своём положении в семье, так и физически. Гарай и Алмекий постоянно готовят ей успокоительные настойки, без которых, представляете, бедняжка не может уснуть: настойки пиретрума от головной боли, настойка солнцелиста от тошноты и женского недомогания… Признаться, мне её даже жаль. Мне всё чаще кажется, что она единственный разумный человек среди всего их семейства. Сэр Виллем обмолвился, что в детстве у неё была ещё и болезнь лёгких, которую унаследовала… унаследовал… в общем, унаследовало их высочество.
– Почему вы говорите о принце Ройсе в среднем роде? – вопросительно приподнял бровь Сальдо.
– Не уверен, что их высочество мужского пола.
– Я слышал, что это юноша.
– Ну а я, что это девушка. Эксцентричная, мужеподобная – но девушка. Признаться, я пока не нашёл в себе смелости узнать у короля или королевы точнее. Платьев высочество не носит, как и камзолы, моется только самостоятельно, без слуг – загадка. Даже в покоях принцессы Вечеры напустило туману, надымив дурманными травами против своей болезни – Нелле всё время жалуется, что во время уборки там нечем дышать. И ведь липнет девочка к виночерпию, а в другой день целует Нелле в губы в промежутках между кубками вина. Кстати, о вине. Я слышал, вас повысили.
Казначей удручённо хмыкнул.
– Что считать повышением? Король назначил меня своим представителем на юге.
– О, Кантамбрия! – обрадовался хранитель ключей. – Родные земли. Но не вижу, чтобы вы были очень этому рады.
– Поводов для радости у меня меньше, чем для уныния. Если бы я хотел вернуться домой, уже был бы там. Но пока что король посылает меня в Шеной, я пересекусь с братом лишь раз, и то лишь по просьбе Четты.
– И что же теперь входит в ваши обязанности, извольте спросить?
– Помимо обязанностей хранителя казны? Заключение союза с Витторией- Ларой и принятие присяги графа Урбино.
Корвен иронично хмыкнул.
– Что ж, удачи.
– Это всё равно, что вогнать себе занозу под ноготь, – бледное лицо казначея приобрело кислое выражение. – Старик на редкость упрям. Слышал, недавно он написал письмо королю, где назвал его неприличным словом.
– Я тоже об этом слышал. Но можно повлиять на его старшего сына. Говорят, он гораздо сговорчивее отца.
– И более здравомыслящ. Чего не скажешь о его младшем отпрыске.
– Он всего лишь бастард, – отмахнулся камергер.
– В глазах всех, кроме его отца. Граф недавно официально признал его
– Надо же. Впрочем, мы же говорим о графе Урбино. Видимо, парень смышлён. Не каждый может учиться в Коллегии. Уж вам ли не знать.
– Да, но, насколько я знаю, ему не нравится там учиться, хотя от саботажа его и удерживает положение в обществе его отца и неоднозначная репутация матери. Впрочем, как я слышал, и у него случаются драки с однокурсниками. В свободное же от учебников по учёту время он грезит о карьере полководца, и даже придумал себе герб – два дерущихся ворона и надпись: «Лавры или Смерть», представляете?
– Мальчик – романтик. В его возрасте я тоже был таким, – грустно улыбнулся Корвен. – По всей вероятности, он весьма разочарован тем, что в Шеное нет ни одного вооружённого конфликта?
– Это я скоро и узнаю. Я выезжаю через час.
– Так скоро? И не останетесь на коронацию?
– Полагаю, и без меня есть кому подать королю корону.
– Что же, тогда в добрый вам путь, мой друг, – Корвен бережно положил корону на бархатную подушку и протянул Сальдо руку для рукопожатия. – Мне будет не хватать ваших ферзевых эндшпилей. Желаю удачи на новой должности.
– И вам, мой друг.
Казначей крепко пожал жилистую руку, и они расстались.
Работа над портретом Улиссы на сегодня была закончена. Старшая леди Адельхейда осталась очень довольна тем, как придворный художник ей польстил, и то, что от этого лицо бабушки короля стало выглядеть намного моложе, чем у её собственной дочери, её ничуть не смутило, а скорее, к радости хозяйки портрета, даже послужило лишним поводом для лести услужливых придворных в адрес «красавицы».
В хорошем расположении духа Улисса вместе с дочерью покинула зал, где работал художник, и отправилась в часовню при Туренсворде, чтобы провести остаток дня в фанатичных молитвах за справедливость, восторжествовавшую для её семьи.
Туренсворд, несмотря на наполненность алыми лилиями, Теабрану казался чужд и неблагосклонен. Красные цветы на полотнах напоминали ему, как и Иммеле, пятна крови на саванах, какими на Холодных островах накрывали рыбаков, которым не посчастливилось встретиться с барракудой. Мать же настояла, что этот символ единственно правильный для сына. Белым было полотно Адельхейда, а алые лилии росли у Афенора, и сочетание такого полотна и лилий она называла особенно символичным, будто для неё в нём соединялась память о родном доме и символ возвращения из изгнания, которое помогло ей вырастить настоящего короля.
– Да, ты совершенно права, – перебивал он мать при очередной попытке восславить своего сына и от всей души желал, чтобы она делала это пореже.
Вопреки тому, что он прожил в замке уже несколько недель, Теабран ещё путался в его коридорах и многочисленных лестницах, уходящих спиралью неизвестно откуда и неизвестно куда. Например, он мог пойти к себе в покои, а натыкался на двери, ведущие в башню Юрто; хотел найти комнаты своих детей, но попадал к матери или к Иммеле; а то и вовсе оказывался в таких закоулках, где не было ни души, будто сам замок противился его в нём присутствию и временами решал сгноить нового хозяина среди безлюдных мест, где не появлялись даже слуги.