Лучезарный ангел
Шрифт:
В воскресный день после утренней службы в церкви Ян с Катариной отправились в гости к Фабрициусам.
Осень выдалась на редкость сухая и тёплая. Багряные и ярко-жёлтые листья покачивались на ветвях деревьев, и в этом было что-то прощальное, но светлое, как обещание возрождения. Осыпаясь, они ложилась под ноги ковром. Ян собрал из них целый букет для Катарины. Её золотистые локоны во время ходьбы слегка выбились из-под головного убора, на лбу поблёскивали капельки пота.
Карел с женой
– Мы вам очень рады! – приветствовали они чету Вермееров.
Женщины познакомились и сразу почувствовали симпатию друг к другу. Агата спросила Катарину о самочувствии.
– Спасибо за заботу, – ответила гостья. – Я хожу хорошо, хоть ребёнок и беспокойный, – а затем обратилась к хозяину, – хотелось бы посмотреть ваши картины. Мой муж рассказывал мне о них.
– Давайте сначала пообедаем, а уж потом пройдём в мастерскую, – предложил Карел.
– Конечно, – поддержала его супруга. – Стол уже накрыт.
Продолжая беседовать, все прошли в залу. Агата, улыбаясь гостям, пригласила их к столу.
– Сегодня такой ясный день, – сказал Вермеер, помогая жене сесть. – Осень в этом году удивительно тёплая. Мы с Катариной чудесно прогулялись. Прогулки ей полезны.
– Ян такой заботливый, – Катарина ласково дотронулась до руки мужа. – Я не нарадуюсь.
Во время обеда она незаметно наблюдала за Карелом и Агатой, вспоминая рассказ Яна о судьбе друга. Всё пережитое оставило свой след в его облике: в простых крупных чертах его открытого лица жила какая-то неизбывная, глубоко спрятанная печаль. А жена Карела была простой, заботливой женщиной, прекрасной хозяйкой и верной подругой. Чувствовалось удивительное тепло в их отношениях. «Это как раз то, что нужно Карелу», – подумала Катарина.
За столом разговаривали о погоде, политике, об искусстве. Шутили.
После обеда хозяин повёл гостей в свою мастерскую. Глядя на его полотна, Катарина замерла. Ян стоял позади жены, обнимая её за плечи, и тоже рассматривал картины, пытаясь увидеть их её глазами.
«Автопортрет» Карела рассказывал о том, что пережил этот человек за свои тридцать два года – глубокое повествование в духе Рембрандта.
«Стражник» вызвал у Катарины улыбку. Какая живая сценка! Молодой солдатик, совсем ещё мальчишка, разомлев на солнце, заснул на посту, да так глубоко, что раскинул ноги в стороны и свесил голову на грудь. А чёрная собачка удивлённо наблюдает за ним.
Затем они подошли к очень маленькой картине, о которой говорил Ян. Жёлтый щегол смотрел с полотна на Катарину умным, внимательным, изучающе-насторожённым взглядом. Он словно осознавал своё положение пленника, навсегда прикованного цепью за ножку, горечь своей судьбы, свою несвободу. Казалось, его глазами на мир смотрит сам Фабрициус.
– У меня даже слов нет, – прошептала гостья, прижимая руки к груди.
– Я
– Вы сделаете нам такие подарки? – не поверила она.
– Да, да. Для этого будет несколько поводов: скоро Яна примут мастером в гильдию Святого Луки и потом у вас родится первенец.
– Вы очень щедры, – растроганно сказал Ян, а изумлённая Катарина так и стояла, прижав руки к груди.
Запоздалая весна нарядила деревья в нежную блестящую листву и кокетливые цветы. Катарина радовалась каждому листочку, каждому весеннему лучу. Она стала матерью, и с материнством к ней пришли новые ощущения – и чувствовать, и смотреть на мир она стала по-иному.
Это была первая весна в жизни их маленькой дочки Марии, родившейся в январе. Мать Катарины, Мария Тинс, была счастлива, что стала бабушкой и в честь рождения девочки подарила Яну Вермееру триста гульденов и ещё двести – для Марии.
В этот вечер, как часто бывало, она зашла в гости к дочери и зятю.
– Матушка, пройдём в залу, – обратилась к ней дочь. – Я уже уложила малышку, она спит. А Ян всё ещё в гильдии.
– Мне так приятно, что вы назвали девочку в мою честь. Катарина, я советую вам переехать в мой дом, всем станет легче – и мне, и вам.
– Дорогая, мы подумаем об этом. И ещё раз спасибо тебе за те деньги. Хоть Ян и стал мастером гильдии, наше положение не слишком упрочилось. Я неплохая хозяйка и стараюсь справляться, но не всегда получается.
– Я чувствую, как ты любишь Яна. Видимо, он того заслуживает.
– А как Виллем? Тебе тяжело с ним?
– Да, улучшений нет. Твой брат серьёзно болен. Мы закрываем его, но он иногда убегает. У него участились приступы агрессии и мне нужна мужская помощь. Надо бы укрепить замки на двери его комнаты, но не каждый осмелится туда войти, – Мария провела рукой по виску.
– Я поговорю об этом с Яном, – пообещала ей дочь. – Он обязательно поможет. Он очень заботливый.
– И подумайте о переезде, это серьёзное предложение, – напомнила матушка. – Ваш дом просто утопает в картинах, – переключилась она на другую тему, внимательно вглядываясь в полотна, развешанные на стенах.
– Мне это тоже нравится, все эти выставки в нашем доме, – улыбнулась Катарина. – В основном это чужие работы, для продажи. А картин Яна у нас мало, их покупают сразу же и дают хорошую цену, но пишет он медленно. Я недавно спросила его, не может ли он писать быстрее, так он обиделся.
– Да, мог бы работать и быстрее. С другой стороны, он пишет так, что взгляд не оторвать, а это требует времени.
– Господин ван Рейвен, наш сосед Авраам Диссиус и хозяин пекарни Хендрик ван Буйтен готовы купить любую его работу.
Конец ознакомительного фрагмента.