Лучшая неделя Мэй

Мини Роушин

– Доброе утро. – Почтальон улыбнулся ей в ответ, слегка покраснев. – Миленькая работа у вас тут, в грязи.

Мэй подумала: «Я, должно быть, выгляжу как пугало».

– Меня все устраивает.

При снятом капюшоне ее волосы, наверное, торчали во все стороны.

– Это хорошо. Нет ничего лучше, чем немного испачкаться. – Он протолкнул письма в прорезь. – Вы навели здесь красоту.

Она смотрела ему вслед. У него были очень светлые волосы, почти белые. И карие глаза под темными бровями –

это, по идее, должно было выглядеть неправильно, но не выглядело.

Скорее всего, у него, как у большинства мужчин его возраста, есть жена, которая ждет его дома.

«Вы навели здесь красоту». Мэй стало любопытно, а как же выглядит его сад.

Пэм

Она добавила кусочек масла в миску с порезанной, только что сваренной морковью и теперь смотрела, как оно растекалось, оставляя за собой желтый след. Затем положила две ароматные картофелины на десертную тарелку, подошла к входной двери и позвала:

– Мистер О’Каллахан? Обед на столе.

Когда Пэм достала с решетки гриля второй кусок отбивной из баранины и положила на его тарелку, то услышала, что Филип медленно выползает из гостиной. Пэм изобразила улыбку на лице как раз в тот момент, когда он добрался до кухни.

– Вот, пожалуйста. На этот раз вышло хорошо.

Она поставила тарелку на стол и пододвинула Филипу стул.

Филип бросил свою палочку и с трудом начал взбираться на стул. Пэм стояла позади, но не помогала. Она подождала несколько секунд, пока он двигал стул ближе к столу, а потом сказала:

– Все в порядке?

Он что-то пробурчал в ответ, и она наклонилась, чтобы поднять его палочку и прислонить ее к соседнему стулу. Пэм быстро перепроверила, все ли стоит на столе: соль, соус, масло, стакан воды.

– Я пойду приберусь наверху, если вам ничего не нужно.

Он разломил вилкой одну картофелину, но, как только начал ее чистить, она развалилась на мелкие кусочки, которые выскользнули из рук и шлепнулись на десертную тарелку. Шмяк.

Пэм повернулась к кастрюле.

– У меня есть еще.

Но он ответил:

– Нет, нет, не суетись, не нужно, – и принялся собирать дымящиеся кусочки и перекладывать их один за другим на свою тарелку. – Не нужно готовить лишнее – это просто перевод продуктов.

Он подцепил ложкой морковку, положил в свою тарелку и, не глядя на Пэм, взял соусник.

– Я подумала, что Мэй захочет обжарить парочку вечером.

Филип не ответил, он отрезал кусочек от отбивной, положил ее вместе с несколькими кусочками моркови в рот и начал громко пережевывать. Пэм развернулась и пошла через гостиную по направлению к лестнице.

О господи, он все время такой раздраженный. Как Мэй удавалось его выносить? По крайней мере, Пэм в три часа уходила домой, и основную часть времени ей не приходилось с ним общаться – и, к счастью,

он не путался у нее под ногами, когда она делала уборку и готовила ему еду.

Она открыла дверь в спальню и задержала дыхание – в нос ударил затхлый воздух. Пэм оставила дверь широко открытой и распахнула окно – дождь к этому времени как раз прекратился. Она сняла одеяло и верхнюю простыню и убрала бутылку с водой, которая была еще теплой. От кровати несло запахом несвежести с примесью мочи.

Дыша ртом, Пэм расправила простыню и стряхнула маленькие крупинки песка, которые скопились в изножье кровати. Она взбила три подушки и перестелила простыню и одеяло. Вытряхнула его пижаму – почему он не разрешает ей менять пижаму чаще одного раза в неделю? – и небрежно свернула ее, прежде чем положить под подушки. Потом прошлась по поверхности тумбочки, стирая пыль, взяла стакан и бутылку, отнесла в ванную и вылила воду. Затем она пошла за пылесосом.

Пришлось тащить пылесос в его комнату левой рукой, что было неудобно и непривычно, правой Пэм поддерживала шланг. Рука не болела, она просто немного затекла. Завтра и следа не останется.

Джек не хотел причинить ей боль, конечно, нет. Его просто немного занесло, он просто не так все понял, вот и все. Вспомни, каким виноватым он выглядел, когда появились синяки, причем появились так быстро. Никогда не подумаешь, что такие синяки могут появиться от того, что он ее просто крепко схватил. Он так нежно потом держал ее руку и целовал каждое пятнышко. Так мило, он иногда был очень милым.

Просто он слишком сильно любил ее.

Думая об этом сейчас, Пэм могла понять, почему он так расстроился, могла представить, как он воспринял то, что симпатичный мужчина подвез его жену из магазина домой, шутил и смеялся, когда нес ее сумки к входной двери. И сумки-то не были очень тяжелыми – Пэм легко могла донести их сама.

Идя по дорожке обратно к машине, он крикнул: «До встречи, Пэм», да так, что все его услышали, а потом уехал. Это может расстроить любого мужа, разве нет?

Джек не слушал, когда Пэм сказала:

– Но это же Шон. Он живет по соседству с Мэй, он гей.

Он не слушал, а только крепко сжимал ее руку, его лицо было напряжено, а потом Пэм тихо сказала:

– Джек, пожалуйста, мне больно.

Он не ослабил хватку. Он изучающе смотрел на ее лицо.

– Ты с ним близко знакома?

Пэм осторожно покачала головой.

– Я едва его знаю. Однажды случайно увидела, как он выходил из дверей соседнего дома, когда я была у Мэй, вот и все.

– Но тогда откуда тебе известно, что он педик?

Его лицо выражало недоверие.

Пэм посмотрела прямо на него.

– Что? – Ее пальцы уже болели. – Пожалуйста, Джек…

– Откуда ты знаешь, что он гомосексуалист, – его рот скривился, когда он произнес это слово, – если ты видела его только однажды, когда он выходил из двери соседнего дома? Он вовсе не похож на гея.