Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса
Шрифт:
Облака.
Сто пятьдесят миллионов квадратных километров облаков, миллиард кубических километров облаков. В этом облачном океане летающие города Венеры не ограничены, как земные, лишь двумя измерениями, но могут подниматься или опускаться по прихоти своих хозяев: выше – к яркому и холодному солнечному свету, и ниже – к границе мрачных раскаленных глубин.
Облака. Барк летел над облачными соборами и облачными горами, чьи края расплывались фракталами, подобными цветной капусте. Мы двигались над берлогами облачных
Барк дрейфовал вниз на дозвуковой скорости, выпуская облако инверсионного следа, которое закручивалось позади, наподобие свитка, исписанного неразборчивым почерком. Даже пилот, хотя и не замолчал окончательно, стал болтать меньше, позволяя нам проникнуться величием этой картины.
– Впечатляет? – спросил он. – Царство облаков. От его необъятности некоторые даже с катушек слетают – во всяком случае, так поговаривают. Уходят в облачное счастье, как у нас выражаются. Мне это вид никогда не надоедает. Ничто не сравнится со зрелищем моря облаков из кабины барка.
И чтобы доказать это, он совершил медленный поворот, обогнув облачный столб, который рос из дымчатой глубины и возвышался на тысячи метров над нашими головами.
– Потрясающий вид!
– Потрясающий, – согласился я.
Пилот выровнял барк и показал вперед и чуть вправо:
– Вон там. Видите его?
– Где? – переспросил я, не понимая, что должен увидеть.
– Там.
Теперь и я заметил поблескивающую в отдалении точку.
– Что это?
– Гипатия. Сокровище облаков.
По мере нашего приближения город вырастал. Выглядел он как-то странно. Купол, точнее, дюжина блистающих куполов, состыкованных вразнобой; каждый состоит из миллионов стеклянных панелей, словно фасетчатый глаз насекомого. Они были громадные, наименьший – почти с километр в диаметре, и, когда барк скользил по небу, «фасетки» ловили солнечный свет и искрились отражениями. Ниже я увидел нечто вроде тонкого черного карандаша, что тянулся к облакам внизу, наподобие мягкой ириски, и заканчивался до нелепости крошечным каменным шаром, – он казался слишком маленьким, чтобы уравновешивать купола.
– Какая красота! Как те чудесные медузы в океанах вашей голубой планеты. Вы можете поверить, что там живет полмиллиона человек?
Пилот описал круг над городом, демонстрируя его во всей красе и даже не утруждая себя разговором. Под прозрачными куполами зелеными лентами блестели цепочки озер, окаймленные бульварами с изящными павильонами. Наконец пилот остановил корабль и медленно впустил воздух в вакуумную камеру, обеспечивающую его плавучесть. Барк плавно опустился, слегка покачиваясь, так как утратил устойчивость, которую придавало ему движение вперед. Теперь он парил чуть ниже противовеса. Тот уже не выглядел маленьким – над нами нависала каменная глыба размером с Гибралтар. Крошечные летающие аппараты прикрепили буксировочные канаты к узлам подвески на поверхности барка, и
– Добро пожаловать на Венеру, – сказал монах.
На самой Венере царят сокрушительное давление и адская температура. Но поднимитесь выше – и давление ослабеет, а температура понизится. В пятидесяти километрах над поверхностью, в основании слоя облаков, температура тропическая, а давление равно обычному земному. Если подняться еще на двадцать километров, воздух станет разреженным и холодным, как на полюсе.
Между этими двумя уровнями дрейфуют десять тысяч летающих городов Венеры.
Воздушный шар, наполненный кислородом и азотом, будет плавать в плотной атмосфере планеты, а ее легендарные города под куполами, по сути, и являлись воздушными шарами. Геодезические сооружения с распорками из спеченного графита и оболочками из прозрачного поликарбоната, синтезированного прямо из венерианской атмосферы, – эти километровые купола легко поднимали стотысячетонные города.
Им даже облака помогали. Тонкая дымка верхнего облачного слоя служила фильтром для солнечных лучей, поэтому яркость Солнца здесь лишь немного превышала земную.
Гипатия была не самым крупным из летающих городов, но, безусловно, самым богатым: город спиральных зданий и золотых соборов, с огромными открытыми пространствами и тщательно спланированными садами. Под куполом Гипатии архитекторы использовали все возможные ухищрения и приемы, чтобы заставить людей позабыть о том, что они находятся в замкнутом пространстве.
Но этого – садов и водопадов Гипатии – мы не увидели. Во всяком случае, поначалу. Выйдя из барка, мы попали в расположенный под городом зал для прибывающих. Несмотря на расставленные роскошные шезлонги, на полы, покрытые созданной инженерами-генетиками розовой травой, и бесценные скульптуры из железа и нефрита, помещение было функциональным: место для ожидания.
Здесь легко могла расположиться тысяча человек, но мы увидели лишь одного – мальчика лет двенадцати, одетого в купальный халат и желтые шелковые штаны с аккуратными складками. Полноватый, с приятным, но невыразительным круглым лицом.
Вспомнив о стоимости перелета, я удивился, что встречающий у нас всего один. Мальчик взглянул на Лею.
– Доктор Хамакава. Рад познакомиться.
Потом он повернулся ко мне:
– А ты еще кто такой, черт побери?
– А ты кто? – спросил я. – Где наши встречающие?
Мальчик что-то жевал. Мне показалось, что он захотел выплюнуть жвачку, но передумал и посмотрел на Лею:
– Этот тип с вами, доктор Хамакава? Чем он занимается?
– Это Дэвид Тинкерман, – пояснила Лея. – Технический специалист. И при необходимости пилот. Да, он со мной.
– Передайте, что ему не помешало бы поучиться хорошим манерам.
– Да кто ты такой? – взорвался я. – Ты не ответил на вопрос.
Мальчишка взглянул на меня с пренебрежением, словно еще не решил, стоит ли утруждаться и вообще со мной разговаривать.