Лучше умереть!
Шрифт:
Пройдя почти половину пути, он остановился, слушая пение маляра, работавшего в люльке, висящей на стене дома напротив. Маляр с двумя товарищами белил фасад. Работали они на уровне третьего этажа. В доме, похоже, никто не жил: окна были распахнуты, и внутри квартир суетились рабочие. На выразительном лице дижонца сразу засветилось глубочайшее удовлетворение. Веревки, на которых висела люлька, проходили через железные крюки, а сверху крепились к решеткам двух окон на шестом этаже, так что если кто-либо по оплошности или с преступной целью вздумал бы вдруг развязать веревки наверху, люлька неизбежно
Маляр вдруг на полутоне прервал свою песнь и посмотрел на часы.
— Четыре, — сказал он. — Эй, честная компания! Пора перекусить!
Строители бросили работу и направились к набережной, в винную лавочку на углу. Соливо еще раз оглядел здание, удовлетворенно кивнул и ушел.
На следующий день Овид встал так же рано, как и накануне, и поспешил на угол Сент-Оноре-дез-Ар и Жи-ле-Кер. Вскоре показалась мамаша Лизон. Он посмотрел на часы: было десять минут седьмого. Овид двинулся по Жи-ле-Кер и дошел до места напротив ремонтируемого дома. Вскоре он опять увидел Жанну — как и накануне, она двинулась по правой стороне улицы. Останавливаясь чуть ли не возле каждого дома, она прошла наконец под люлькой. Злодей опять посмотрел на часы: стрелки показывали половину седьмого.
— Прекрасно! — прошептал он. — Как по заказу! Маляры приходят к семи. К этому времени все уже будет кончено.
Он вернулся домой, а ровно в полдень снова уже был на улице Жи-ле-Кер. Маляры как раз уходили на обед. Уверенный, что у него в распоряжении целый час, Овид достал бумажник и, зажав в руке карандаш, сделал вид, будто сверяется с какими-то записями в своей книжке. Он решительно вошел в дом, где от подвала до чердака шли ремонтные работы. Консьержка, заметив его, вышла из привратницкой.
— Сударь, вы, должно быть, ошиблись, — сказала она, — здесь никто сейчас не живет.
— Прекрасно знаю, — ответил Соливо, — я пришел проследить за ходом работ, только и всего.
— Вы помощник архитектора?
— Я, голубушка, контролер-измеритель.
— Тогда прошу прощения… Только предупреждаю: рабочие ушли обедать.
— Я специально пришел, когда их нет: так мне никто не помешает.
Овид направился к лестнице и поднялся на тот этаж, к окнам которого крепились веревки люльки. Они были пропущены сквозь железные прутья оконной решетки и связаны прочными узлами. Надежность креплений сомнений не вызывала. Однако узлы на веревках, проходящих через блоки, были завязаны явно на скорую руку. Овид улыбнулся.
Затем он осмотрел квартиры. Все ключи торчали в замочных скважинах. На пятом этаже в одной из комнат он обнаружил закрытый альков. Там все малярные работы были закончены, обои наклеены, полы вымыты. Тут рабочим уже нечего было делать. На губах Овида вновь появилась удовлетворенная улыбка.
«Завтра утром мы это и провернем», — решил он, возвращаясь к себе.
Явившись домой, он достал какой-то сверток, извлек оттуда костюм маляра, напялил его и около пяти вечера вновь пустился на улицу Жи-ле-Кер. Поужинав неподалеку от нее в какой-то молочной, без четверти семь он опять оказался возле ремонтируемого дома и, сделав вид, будто прогуливается, стал дожидаться ухода маляров. Ровно в семь люлька опустела, и рабочие вышли из дома. Овид быстро
«Ну вот я и на месте! Ночью мне здесь будет не так уж и плохо!»
Этьен Кастель переночевал в Жуаньи. На следующий день, около одиннадцати, художник отправился в дом мэра; тот сразу же принял его.
— Не имею чести быть лично знаком с вами, сударь, — сказал Этьен, — но все же осмелился побеспокоить вас, ибо мне крайне важно узнать, что за человек получил в мэрии Жуаньи вот этот документ.
И, достав из бумажника заявление кормилицы о помещении Люси Фортье в приют, художник показал его мэру.
— Каким образом он оказался у вас, сударь? — грозно сдвинув брови, воскликнул тот. — Это же подлинник, он всегда должен храниться в мэрии…
— Вот как? — удивился Этьен.
— На руки можно выдавать только копию. Подлинник должен оставаться подколотым к соответствующей странице регистра. Поэтому еще раз спрашиваю: как эта бумага попала к вам?
— Прежде чем попасть ко мне, она проделала довольно сложный путь; я получил ее из третьих рук и, поскольку ею воспользовались для того, чтобы совершить довольно подлый поступок, я хотел бы знать, кто запросил и получил документ в здешней мэрии.
— Поскольку этой бумаге всегда положено лежать в архиве, ее, по всей вероятности, просто выкрали. Я постараюсь сейчас узнать, кто это сделал. Извольте следовать за мной. Я должен тотчас же выяснить, что это: мошенничество или простая оплошность.
Чиновник вместе с Этьеном отправился в мэрию; там он приказал секретарю:
— Срочно найдите в архиве регистр за 1862 год, где хранятся заявления кормилиц, сдавших детей в приют.
Служащий поспешно вышел, сразу же сообразив, что случилось нечто из рада вон выходящее. Минуты через три он вернулся.
— Вот, господин мэр, — сказал он. — В этом регистре хранятся документы за 1859, 1860, 61-й, 62-й, 63-й, 64-й, 65-й и 66-й годы.
— Найдите мне 1862 год.
Секретарь дрожащей рукой принялся листать тощую папку.
— Где заявление, которое должно быть подколото к этой записи? — спросил мэр, ткнув пальцем в один из листов регистра.
— Право, не знаю, — растерянно пробормотал секретарь.
— Как это, не знаете? — вскричал чиновник, впадая в ярость. — Тут не хватает документа, а вы не знаете, где он! Ну так вот он, сударь! — добавил мэр, сунув в нос оторопевшему служащему заявление кормилицы. — Вместо того чтобы сделать копию, на руки отдали оригинал! Покажите мне расписку в получении документа, не могли же его отдать просто так!
— У меня нет расписки, ибо я никому ничего не выдавал. Раз бумага без моего ведома пропала из архива, значит, ее просто украли.
— Это, сударь, очень серьезное обвинение. Ведь вы отвечаете за выдачу копий подобных документов!
— Да, сударь. Запрос может прийти через канцелярию, но все равно он обязательно попадет ко мне.
— Позовите сюда того молодого человека, что сидит теперь на месте Дюшмэна. Он в мэрии и двух недель не работает; может быть, он по незнанию допустил оплошность.