Лучшие френды девушки
Шрифт:
– Здравствуй, Девочка Элли, - выговорил он помертвелыми губами, чувствуя, как жизненные силы постепенно возвращаются в него.
– Ты ещё не нашла своего всемогущего волшебника?
– Нет, Железный Дровосек. Не нашла, - ответила она, запрокинула к нему лицо и спросила в свою очередь: - А ты не завёл ещё себе человеческое сердце?
И он, глядя в это лицо, прекраснее которого для него когда-то не было ничего на свете, ответил с улыбкой:
– Иметь сердце на моей работе - это непозволительная роскошь. Ты же знаешь...
Он смотрел на неё, не представляя,
– Не знал, что ты теперь "семейный адвокат" Серовых...
– Я защищала в прошлом году сына Серова от первого брака, - ответила она.
Тут вернулся шеф и принялся говорить ей комплименты. Она засмеялась, отвечая шефу тем же. Наконец, они опять пошли: шеф впереди, показывая дорогу, Андрей позади всех.
****
Глава 1. За полгода до событий пролога, или Свобода навсегда
Глава, которую можно и не читать, но тогда вы никогда не узнаете, почему Винский потерял друзей.
Дожди здесь шли, как по расписанию - можно было часы проверять.
Дожди начинались ровно в пять вечера и шли час. Потом опять выглядывало солнце, и через двадцать минут - словно бы не было никакого сумасшедшего ливня. Солнце здесь рано вставало и рано садилось на покой, а день длился двенадцать часов. Не успевал Комбат приготовить им немудрящий ужин, состоящий из выловленной в реке рыбы-пираруки, как на небе кто-то поворачивал выключатель, и наступала ночь. Смертельно усталые, они падали в гамаки, намазавшись средством от москитов из листьев и смолы туземных растений, названия которых он, Винский, теперь уже забыл.
В тот вечер Винскому долго не спалось. Он ворочался в гамаке, пытаясь найти удобное положение. Удобного положения всё не было, а было жарко и душно, по заросшему лицу растеклось треклятое антимоскитное средство, свербило потное, вонючее, давно не мытое тело, а в голове крутились, не прерываясь ни на минуту, обрывки давних грёз, старательно забытое мерцание парчи, чёрная пена кружев и заломленные женские руки.
– Хочу цыган, - громко сказал Винский в темноту.
– Да где же мы тебе здесь цыган-то возьмём?
– откликнулся из темноты Док сонным уже голосом.
– Не знаю, - ответил Винский и добавил.
– Душа просит...
****
Цыганки пели. Они плавно ходили по кругу, вздымали над головами узорчатые шали, пёстрые юбки их развевались, смутно обрисовывая стройные бёдра и ноги, лица были горды и самозабвенны, пышные груди колыхались в такт песне. Гитары рокотали грустно, чувственно и нежно, им пронзительно вторили скрипки. Винский ощущал мелодию всей кожей: в этом пении ему чудились дальние дороги, вольная воля и запах ковыльных степей.
Винский не спускал глаз с цыганок, стараясь их сосчитать, а поскольку те двигались по кругу, он начал отсчёт с высокой певицы, грудь которой покрывали нанизанные в несколько рядов золотые мониста - смуглое, царственное лицо цыганки было озарено волнующей и погибельной
– Двойняшки?
– удивлённо спросил он, оборачиваясь к цыгану Сальвадору, сидящему рядом с ним у костра на охапке веток.
Сальвадор, - смуглый до черноты старый цыган с глазами хищного хитрого зверя, морщинистыми щеками, выступающими скулами, жёсткими складками у рта и гривой спутанных ветром волос, - шумно вздохнул и ответил:
– В колумбийской кухне смешаны традиции народов древней Америки, европейских переселенцев и выходцев с азиатского континента...
– Да-да, - невпопад пробормотал Винский и опять посмотрел на цыганок.
– Нет, вы послушайте, - настойчиво продолжил цыган Сальвадор, хватая его за руку.
– Это очень хорошая кантина, сеньор Винский, и совсем не дорогая. Там вам подадут зажаренного на углях поросёнка-лечону, фаршированного рисом, горохом, зерном и специями... Морсилью - ливерную колбасу, начинённую рисом и горохом... Чунчульо - колбаски из птичьего мяса... И конечно, мазаморро - суп из мяса и овощей с добавлением бобов и муки...
Винский посмотрел на него и кивнул. Глаза старого цыгана блеснули. Он встал и вошёл в круг цыганок. Тут же один из цыган протянул ему свою гитару. Сальвадор зажал гитару в крепких руках и затянул ритмичную песню. Певицы задвигались быстрее, мелко потрясывая упругими плечами.
К Винскому на освободившееся место подсел Комбат. Охапка веток под его мощным телом жалобно захрустела и просела почти до земли. Комбат оценивающе покосился на прогорающий костёр и сказал:
– Но наш уважаемый сеньор Сальвадор не договаривает... Вместо кашасы они в той кантине подают анисовую водку...
– Анисовую водку?
– воскликнул Док, сидевший по другую руку от Винского.
– Но я не люблю её!..
– Ну, - протянул Комбат, пожал широкими плечами и виновато улыбнулся.
– Индейцы её пьют...
– Я тоже не люблю анисовую!
– сказал Винский.
– Сеньор Сальвадор обещал нам лучшую в мире колумбийскую выпивку...
Тут Док воскликнул:
– От этой пляски у меня в глазах двоится!..
– У меня тоже... Прямо морок какой-то, - ответил Винский и спросил у него.
– Ты сколько высоких цыганок видишь?..
Док присмотрелся.
– Кажется, две, - сказал он, наконец, но тут же исправился.
– Нет, три... Две - рядом с медведем и одна - рядом с сеньором цыганом... Или две - рядом с сеньором цыганом?..
Винский присмотрелся к поющим цыганкам, которые ходили по кругу и взмахивали руками: высоких царственных цыганок, действительно, было три.
– Тройняшки?..
– удивлённо спросил он, оборачиваясь к цыгану Сальвадору, сидящему рядом.
Сальвадор глянул на него, и в его взгляде Винский прочитал отчаянную дерзость хищного и ловкого зверя. Спустя мгновение изжелта-карие глаза Сальвадора потухли, он шумно выдохнул и ответил: