Лучший день в году
Шрифт:
Мама не была одна. Мама была счастлива. И поверить, что она свела счеты с жизнью за несколько часов до праздника, которого ждал ее единственный сын, невозможно.
Она не могла! И она этого не делала! И он найдет этого ублюдка, непременно найдет. И непременно покарает, даже если им и окажется его родной отец!
Эта мысль посетила его, когда дед уже спал в своей койке в крохотной спальне. Кирилл все прибрал, постелил им обоим. И долго ждал, когда дед вернется. Тот вернулся, сразу шмыгнул в свою спальню, старательно отворачивая лицо, и через десять минут шумно засопел.
Один из всех. Один за всех.
Нет, теперь он был не один. Теперь с ним Кирилл. Молодой, сильный, энергичный. Он не станет ждать еще восемь лет, чтобы узнать правду. Он начнет действовать уже сегодня. Вот прямо сейчас.
Вслушавшись в ровное дыхание деда, Кирилл скинул с себя одеяло и потянулся за штанами. Футболку он не снимал, лег прямо в ней. Быстро одевшись, он на цыпочках пробрался к выходу, отпер дверь, вышел, запер. И быстро, очень быстро, чтобы дед, не дай бог, не засек его, побежал прочь от дома. Метрах в десяти остановился, отдышался и пошел уже спокойным шагом. Пошел вдоль пустых домов, глазеющих на него мертвыми глазницами окон. Обитаемы были лишь три дома слева и пять справа. Но и там сейчас было темно. Все спали.
Кирилл очень надеялся, что спит сейчас и тот человек, в гости к которому он решил пожаловать. Без приглашения! И точно знал, что там ему не будут рады…
Глава 7
Копылову снилось что-то милое и красивое. Во всем теле разлилась странная нега, было сладко на сердце и легко на душе. Сон был наполнен яркими красками, которые он в реальной жизни не любил, всегда на них щурился. А тут смотрел во все глаза, и ему хотелось громко смеяться и еще петь. Хотя петь он не умел. И не имел вовсе слуха. А тут, поди же ты, так сладко, так славно…
Он все же попытался запеть, и его горло исторгло странный хрип, прострочивший красивый сон черным стежком. Копылов дернулся, застонал и проснулся.
Пел мобильник. Настырно пел, можно даже сказать, истошно. Его голубоватое сияние с чего-то вдруг растревожило Копылова, и он еще помедлил, прежде чем протянуть руку к телефону.
– Да!
– Саня, привет, – шептал почему-то Степа сдавленно, будто кто-то держал его за горло. – Ты где вообще?
– Ты идиот?! – взорвался возмущением Копылов, глянув на часы и обнаружив, что в стране половина третьего ночи. – Дома вообще-то!
– А-а-а, а я не подумал… Блин… – У Степки что-то зашуршало, загремело. И он еще раз повторил: – Блин…
– Ты пьешь, что ли, Степа? – догадался Копылов, услышал положительный ответ от друга и выматерился, закончив: – Скот ты, Степа! Ты в отпуске. Тебе утром спать, а мне…
– Ладно, на том свете отоспимся. – И друг тихо захихикал. – Я вообще что звоню-то…
– И что? – Копылов прикрыл глаза, слабо надеясь, что красивый свет, посетивший его во сне, вернется.
– Как думаешь, убьют эти двое того малого, нет? – Степка икнул.
– Что, что?? Какие двое? Какого малого?
– Саня,
У Копылова задергалось нижнее левое веко. Обычно оно начинало дергаться за минуту до того, как он начинал орать благим матом. Сейчас орать было как-то неудобно. Предутренние часы – самые сладкие для сна. Соседи ни за что не поймут его нервозности в это время. И уже сегодня днем непременно выговорят. Особенно станет стараться Лена Васильевна, ее стена примыкает к его стене. И спит она, по ее утверждению, очень чутко. Хотя Копылов подозревал, что старуха просто подслушивает.
– Пошел ты, Степа… – зевнул Копылов. – Я стану досыпать. Чего и тебе советую.
Степка еще пару раз буркнул что-то нечленораздельное. Саша решил, что тот в очередной раз приложился к стакану. И отключился. А у него тут же сон как рукой сняло. И мысли всякие дурацкие в голову полезли.
Он ведь ходил вчера на адрес их важного свидетеля по тому делу восьмилетней давности. Видел, как роятся возле подъезда его свидетеля алкоголики. Как кто-то орет из его подъезда, молотит в дверь. Весело орет, зазывно, молотит агрессивно.
– Пьют, – авторитетно заявили бабушки на скамеечке. – С утра самого.
– Как Илья – жив-здоров?
– А чего же ему будет-то?! – возмутилась одна бабушка с громадной родинкой на правой щеке и в странной панаме. – Винище жрать – не мешки ворочать!
– И друзей у него, я смотрю, много.
– Тю-у-у-у! – присвистнула она же. – Запейте, молодой человек, и знаете сколько их у вас будет!
Ну, жив – и ладно, решил для себя Копылов и пошел со двора. Но потом остановился и разговорил пацанов с велосипедами. И те ему рассказали преинтересную историю. Оказывается, не он один спрашивал сегодня Илью-фотографа. Оказывается, были тут еще двое: старик и парень. И кто были эти двое, Копылов догадывался.
Как же они, интересно, узнали про Илью? Как узнали, где он живет? И зачем узнавали? Отец убившей себя восемь лет назад женщины ничего про его показания не знал. Ничего! Как же они, интересно, на Илью вышли?
Хотя, Кириллу мог и отец рассказать, если тот его поприжал основательно. И если Савельев не рассказал сыну, то бывшему тестю рассказал точно.
Ну, вышли и вышли, с другой стороны. Чего волноваться? Пришли, поговорили и ушли. Много он не расскажет. Сам наверняка боялся их визита все эти годы. Только вот…
Только вот, со слов пацанов, не пошли к Илье в гости дед с внуком.
– Покрутились тут во дворе, поспрашивали и слиняли.
– Ага, а они только вдвоем были?
– Да. Вдвоем. Пришли с остановки, на остановку и ушли.
Не вернулись бы, вот что!..
С этой мыслью Копылов снова задремал. Дремалось тяжело и тревожно. Без конца мелькали неясные черные тени, расплываясь жидким кисельным туманом вокруг него. Где он сам находился, он даже не понимал. Все темно, смутно. И звуки. Противные, скрежещущие, выворачивающие душу наизнанку.