Лучший экипаж Солнечной. Саботажник. У Билли есть хреновина
Шрифт:
Не было там никакой пиратской базы и в помине.
А был, судя по всему, плотный клубок финансовых интересов. Кому–то эта злосчастная шахта встала поперек горла, и этот кто–то готов был на все, чтобы разработка перестала существовать. Возможно, это был частный заказчик. Может быть, Совет Директоров хотел увеличить долю уранового экспорта на Марс. Или усложнить взаимоотношения между Ред–Сити и остро зависящей от марсианской руды Венерой.
А на Земле, как нарочно, акционеры колебались по животрепещущему вопросу роспуска флота. И нашлась хитрая и безжалостная
Контр–адмирала Эссекса у главного шлюза встречал Боровский. На этот раз Задница прибыл на «Тушканчик» без охраны и вид имел помятый. От начальника штаба за версту разило перегаром.
– Господин контр–адмирал… – начал было старпом, но Эссекс небрежно от него отмахнулся.
– Перестань, – сказал он. – Не время сейчас. И вообще, мы больше не армия. Пираты мы, Жан–Поль. Уголовники.
Боровский неприязненно скривился, но промолчал.
– Знаешь, что делать–то? – спросил Задница. – Есть идеи?
– Идеи есть, – хмуро ответил Боровский. – Это, конечно, в принципе не мое дело, но если бы меня спросили, я бы сказал – к Земле нужно поворачивать.
– Ха! – Эссекс нервно огляделся, как будто разговор мог подслушать кто–то, имеющий другое мнение.
– К Земле, – повторил Боровский. – Или к Марсу. Да хоть на Венеру, в конце концов. Но только не бежать.
– А мы и не бежим. Нас полиция ждет не дождется.
– Правда, что приказ тю–тю? – спросил Боровский.
– Ага, – кивнул Эссекс. – То есть не совсем тю–тю. На его месте теперь совсем другой приказ. Ультиматум. Требование к Алексу прекратить самовольные действия, сдать группу мне и возвращаться.
– Бедный Алекс, – вздохнул Боровский.
– Не сломался он, как ты думаешь?
– Он просто устал, – сказал Боровский твердо. – Вы же знаете, Филипп, наш Алекс несгибаем. У него легкая депрессия. Пройдет.
– Это кто так говорит? Ваш психолог, как ее там?..
– Линда. Да, и она тоже.
Эссекс задумчиво поскреб щетинистый подбородок.
– Ладно, – сказал он. – Давай попробуем его реанимировать. Нужно же решить что–то.
– Пойдемте, – сказал Боровский, и они зашагали по пустынному коридору. Боровский молча глядел под ноги, а Задница хмыкал и сопел, что–то соображая.
– Никогда мне не был симпатичен нынешний заместитель по боевой, – сказал он наконец. – А тебе он как?
– Никак, – отрезал Боровский.
– Пойдешь на его место?
– А он? – недоверчиво покосился на контр–адмирала Боровский.
– А он застрелился, – небрежно бросил Эссекс.
– Вы что, серьезно?
– Час назад. За последние сутки восьмое самоубийство уже. Сдают нервишки у кровавых садистов. Как нас еще пресса обзывает, я забыл?
– Вас это что, раздражает?
– Да не особенно, – признался Эссекс. – Просто как–то обидно, что флот похоронили именно нашими руками. Ну так как же, будешь восстанавливаться в должности?
– Если Алекс так решит…
– А если он вообще ничего больше не решит? – вкрадчиво спросил Эссекс.
Вместо ответа Боровский вдруг остановился, крепко взял контр–адмирала за грудки и шмякнул
– Задница… – прошипел он с чувством. – Чтобы я таких слов… Ясно тебе, адмирал?! Ты этого не говорил, я этого не слышал!
– Сдурел?! – не повышая голоса, поинтересовался Эссекс, пытаясь вырваться. – Опять крыша едет? А ну, отпусти!
– Не трогай моего русского, понял?! – прорычал Боровский. – Ты его мизинца не стоишь! Жопа штабная! Голову оторву!
– Психопат, – Эссекс оторвал от себя цепкие руки старпома и сделал шаг в сторону. – Да кто его трогает?! Я так, на всякий случай…
– Я тебе покажу случай, – очень спокойно произнес Боровский. – У тебя люди стреляются направо и налево, а ты, зараза, самогонку хлещешь. Ты ведь со стыда не застрелишься, а, Фил?
– Коммандер Боровский! Прекратить истерику!
– И не подумаю!
– Ну и пошел в жопу! – Эссекс повернулся к Боровскому спиной и зашагал дальше.
Боровский несколько раз с шипением пнул башмаком стену и поспешил следом.
– Я ничего дурного и не думал, – сказал через плечо Эссекс, когда Боровский его догнал. – Я просто беспокоюсь – а вдруг Алекс еще неделю так проваляется? И никакой он не твой русский. Он наш русский. И ты, между прочим, тоже что–то с собой кончать не торопишься. И вообще…
– Да иди ты… – смущенно пробормотал Боровский в знак того, что препирательства закончены.
– Вот и славно, – кивнул Эссекс, останавливаясь у двери адмиральской каюты и нажимая кнопку.
В поведении Рашена обнаружилась положительная тенденция – теперь он лежал хоть и с закрытыми глазами, но уже носом кверху.
– Здорово, Алекс, – сказал Эссекс, садясь на койку рядом с адмиралом. – Как самочувствие?
Рашен не ответил, только плотнее зажмурил глаза.
Боровский встал за креслом, облокотился на его спинку и устало повесил голову.
– Значит, так, – сказал Эссекс. – Ты, Алекс, можешь не отвечать, я тебе просто обрисую сейчас варианты, которые предлагает штаб. А ты сам решай. Да? Эй, мужик, ты не спишь?
– Да не спит он, – проворчал Боровский. – Вы говорите, Филипп, не беспокойтесь. Когда придет время, он свое выскажет.
– Хочется надеяться, – заметил Эссекс язвительно. – Хорошо бы, чтобы это время пришло до того, как у нас перестреляется к такой–то матери весь наличный персонал. Ладно, Алекс, расклад такой. Пилить дальше тем же маршрутом штаб полагает бессмысленным. Нужно не лезть на рожон, а упредить противника. Флот потерян, это ясно. Группе F кранты. Но стоит побороться хотя бы за наши головы. А значит, нужно тормозить, разворачиваться и идти на Марс.
Боровский поднял голову и неодобрительно посмотрел на начальника штаба. Ему вдруг показалось, что еще несколько минут назад у Эссекса никаких позитивных вариантов на уме не было, и пока старпом в коридоре валял дурака и проявлял эмоции, контр–адмирал нагло украл его идею. Каждый раз в такие моменты Боровский вспоминал, что, если бы не проблемы со здоровьем, он бы тоже мог сейчас носить на груди большую генеральскую звезду. И, разумеется, начинал злиться.