Лучший ингредиент любого зелья - это огневиски
Шрифт:
— Он был подростком, они склонны излишне драматизировать, — усмехнулся Каллум. Гермиона опешила, несколько секунд смотрела на мужчину и… вдруг поняла, что тот просто пытается ввести ее их себя, за одно узнать, как много Скабиор успел ей рассказать. А она начала потихоньку закипать, как дурочка попавшись, и показывая свое неравнодушие к бывшему егерю. Гермиона призвала себя успокоиться. Каллум разглядывал ее чуть насмешливо, отмечая каждую новую эмоцию на лице.
— Вы могли бы искупить свою вину перед братом, если бы пришли на суд и признали его, — переняла правила игры, Герми, нагло поглядывая
— Мог бы, — усмехнулся ужасный е… брат егеря. Мерлин, вот сейчас он стал максимально похож на Скабиора. Стоя вот так, заправив руки в карманы сюртука и издеваясь над ней. Он помедлил и продолжил, — вы понимаете, какой репутационный урон это принесет для моей семье?
Чего?!! А потом Герми вспомнила, что Каллум со Слизерина и все встало на свои места.
— Простите, не совсем поняла вашу позицию, — совершенно себя не сдерживая, злобно оскалилась Герми. — Оборотни это волшебники, — с нажимом произнесла она, — обладающие мутацией ликантропии. Каким образом волшебник может нанести урон своей же семье?
— В случае запятнанной крови, — холодно глядя на нее, произнес МакНейр.
— Ну вот, а ранее говорили, что никто из вашей семьи не поддерживал идеи Волдеморта, — мрачно усмехнулась Герми. Попался! Каллум недовольно поморщился, оценивающе глянув на девушку.
— Не знаю, как в вашем чудесном краю, а в Министерстве за такие слова сейчас можно получить куда больший репутационный урон, — Мерлин! Эта перепалка отчаянно напомнила ей тот день, когда она впервые пришла к Пию. Только Каллум не вызывал у нее и малой толики того желания, что обрушилось на нее в доме оборотня. Значит, все дело даже не во внешности. Она действительно любит Скабиора за то, какой он есть. За все хорошие, и плохие черты. Любит и никому не отдаст! Гермиона аж гневно ноздри раздула, ожидая ответа.
— Не угрожайте мне, мисс Грейнджер, — обманчиво мягко звучал его голос.
— И в мыслях не было, мистер МакНейр, — в тон ему ответила она.
— И все же, мне не понятна ваша мотивация? Столь отчаянно бросаетесь на защиту преступника, — Каллум обходил ее по дуге, рассматривая со всех сторон. Вряд-ли он нападет, конечно, но Герм положила руку на палочку, поворачиваясь вслед за ним.
— Я занимаюсь разработкой реформы министерства, которая бы позволила оборотням интегрироваться в волшебное сообщество и перестать быть изгоями. Могу продолжить и дальше, но, думаю, вам неинтересно, — опять оскалилась Герми, совсем распалившись. — Крейг мне нужен для того, чтобы создать прецедент суда над оборотнем с положительным исходом. Ранее все сводилось к отправке прямо в Азкабан, без аконитового зелья, и вскоре проблема отпадала сама собой.
Каллум внимательно послушал ее тираду, однако сказал совсем другое:
— А я ведь читал вашу историю. Помнится, был такой эпизод, когда егеря вас привели в Малфой-мэнор?
— Да, этим егерем оказался Крейг, — поняв к чему он клонит, Гермиона пошла на опережение.
— И вы не хотите отомстить, упрятав егеря за решетку? — с удивлением вскинул темные брови Каллум. Вот ведь проныра! Да черт с ним!
— Нет, хочу наоборот хочу спасти его от смерти.
— Почему?
— Потому что он оборотень и точно умрет в Азкабане без вспомогательных
Каллум смотрел на нее и молчал, словно колеблсясь. Зеленоватые глаза смотрели мимо нее, в пространство. Любую возможность, напомнила себе Гермиона и решила добить его.
— А впрочем, я забыла, что он и тогда Аваду заслужил, за то, что изволил перечить матери, — ядовито выплюнула Герм. Только время тратит на него. Минки как и прежде их единственный шанс.
— Мы говорили ему, чтобы не привязывался к Пию, — с горечью вдруг воскликнул Каллум, — а он мотался постоянно. Орал, что сам решит с кем ему общаться. И что в итоге? — глухо закончил мужчина, опершись спиной о стену дома, в попытке найти поддержку у родных каменюк.
— В итоге, он в аврорате, суд через неделю, — устало сказала волшебница. Перепалка ее изрядно вымотала, а результат до сих пор и не был достигнут.
— Что значит — признать? — тихо выдохнул Каллум.
— Значит, на суде сказать, что Крейг принадлежит к вашему роду, что он ваш единокровный брат. Надеюсь, Визенгамот сочтет его кровь достаточно чистой, в отличие от вас, — Гермиона скривила губы, — и это сыграет ему в плюс при оглашении приговора.
— Может быть, я смогу нанять адвоката? — окинул ее тяжелым взглядом.
— Чтобы не позорить семью?! — не удержалась Гермиона, — Мерлин, вы готовы дать ему умереть, только бы ваша фамилия не всплыла?! Это отвратительно! — вот теперь она по-настоящему разозлилась, — и о какой, черт побери, семье вы говорите?? Ваша мать сошла с ума, очевидно, из-за того, как поступила со своим младшим сыном, отец мертв, Пий мертв, — отчаянно взглянула в глаза мужчины, — вам теперь некого бояться!
Каллум мрачно закусил губу, резко развернувшись на каблуках.
— Мисс Грейнджер, я вынужден просить вас уйти. Минки!
Гермиона и сама поняла, что разговор явно завершен. В стенах его собсвенного дома какая-то грязнокровка обозвала его трусом! Куда это годится!
— Всего наилучшего, мистер МакНейр, — холодно бросила Герми и направилась за Минки. К кованой калитке.
— Минки поможет, мисс Грейнджер, — огромные синие глаза эльфийки смотрели на нее с раздирающей душу надеждой.
— Я придумаю, как обойти запрет. Возможно, мы сможем обмануть его, если сотрем это воспоминание из твоей памяти.
Минки схватила Герм за руки и крепко сжала пальцы.
— Я поговорю с Каллумом. Вместе мы спасём моего Крейга.
— Конечно, Минки, спасибо. Суд через неделю, мне понадобится пара дней, чтобы разобраться с запретом. Я напишу! Если что ты всегда можешь найти меня в Министерстве, — ободряюще улыбнулась Герми. Эльфика порывисто обняла ее. Еле сдержав слезы разочарования, Гермиона тоже приобняла эльфку и, кивнув на прощание, аппарировала в дом Пия. К родителям заявиться в подобном раздрае было совершенно невозможно.
— Apertio, — всхлипнула Гермиона, открывая купол. Она прошла на крыльцо, в дом, в котором теперь практически жила. Упала в кресло Крейга и дала волю эмоциям. Все катилось к чертям!